Король Алчности - Ана Хуанг
Пентхаус встретил меня молчанием, когда я вернулся. Я дал сотрудникам неделю отпуска на Рождество, и мои шаги эхом отдавались по мраморному полу, когда я шел через холл в гостиную. Мне следует вернуться…
Что-то шевельнулось в темноте.
Холодный кинжал страха разорвал последние щупальца моей теплой дымки, вызванной Алессандрой, и я резко остановился.
Секундой позже зажглась лампа, осветив темные волосы и прохладные зеленые глаза облегчением.
— Поздняя ночь, — протянул мой брат. — Где ты был?
Мой страх резко усилился, перегорая в гнев.
— Как, черт возьми, ты сюда попал?
— Твоя система безопасности хороша, — сказал он. — Но моя лучше, — моя челюсть напряглась.
У меня была лучшая система, которую можно было купить за деньги. Я также нанял лучшего частного детектива в городе, и он не смог раскопать ни единой информации о прошлом Романа или о том, где он был после подозрительно рассчитанной смерти Мартина Вэллгрю в Le Boudoir.
Чем ты занимался со школы, Ром?
— Не волнуйся. Я пришел с миром, — он поднял руки, его тон был полунасмешливым, полуискренним. — Сотри подозрительное выражение со своего лица. Разве я не могу нанести дружеский визит своему брату на праздники?
— Дружественный визит подразумевает стук в дверь, а не взлом и проникновение.
— Когда я зашел, никого не было дома, так что стук ничего не дал бы, не так ли?
— Не говори мне чушь, — я пересек комнату, зная и о кинжале в его руках, и о пистолете, который я спрятал в каминной полке.
— Ты исчез после Le Boudoir, и тебя бы здесь не было, если бы ты чего-нибудь не захотел.
Роман застыл, и кинжал замер в левой руке.
— Как я уже сказал, сейчас праздники. Они вызывают у меня ностальгию.
— У нас были дерьмовые праздники, — наша приемная семья не особо любила подарки и рождественское веселье. Единственным подарком, который я получил от них, была пара поношенных носков.
Роман пожал плечами.
— Верно, но у них были свои моменты. Помнишь, когда мы впервые напились и разгромили садовых гномов миссис Пельтцер? Ее крики можно было услышать на другой улице.
— Мы оказали ей услугу. Эти гномы были ужасны.
— Так и есть, — тени заплясали на его лице. — После твоего отъезда мне не с кем было праздновать Рождество. В колонии для несовершеннолетних был ад. И когда я вышел, у меня не было ни друзей, ни семьи, ни денег.
Вина давила со всех сторон. Пока я общался с однокурсниками и профессорами в Тайере, Роман страдал в одиночестве. Он сделал свой выбор и столкнулся с последствиями, но это не облегчило горькую тяжесть в моем горле.
Тем не менее, теперь он был взрослым, опасным, и я был бы дураком, если бы позволил сентиментальности ослабить самосохранение.
— Кажется, сейчас у тебя все хорошо, — я остановился возле камина, мои глаза были устремлены на Романа, а чувства были в состоянии повышенной готовности к любым неожиданностям, которые могут выскочить из тени.
— Похоже на то, — он прижал кончик лезвия к пальцу. Вытекла крошечная капля крови. — Некоторое время я скитался после колонии, пока не встретил Джона. Он был ветераном Второй мировой войны и чертовски язвительным, но он дал мне постоянную работу в своем магазине и жилье. Если бы не он, я бы не был там, где нахожусь сегодня, — тени еще больше потемнели. — Он умер в прошлом году.
— Мне жаль, — я имел в виду это.
Я не знал этого человека, но в моей жизни была похожая картина, и смерть Эрлиха расстроила меня больше, чем что-либо еще до этого момента.
— Знаешь, я рассказал ему о тебе, — тихо сказал Роман. — Как мы были близки. Как ты предал меня, и как сильно я тебя ненавидел. Эта ненависть сохранила мне жизнь, Дом, потому что я отказался умирать, пока ты получаешь все, что хочешь.
Горечь нарастала. Вокруг моей талии была привязана сотня валунов, которые тянули меня вниз, пока я не утонул под их тяжестью.
— Я бы помог тебе. Если бы ты попросил меня о чем-нибудь еще, кроме алиби, я бы это сделал.
— Ну и кто теперь врет? — Роман поднялся со своего места, и возмущение пробивалось сквозь его безразличие, пока оно не ушло. — Ты бы ничего не сделал, потому что Доминик Дэвенпорт заботится только о себе. Сколько раз я прикрывал тебя, когда мы были моложе? Десятки. Сколько раз я просил тебя о помощи? Один.
Пламя разочарования лизнуло мою вину.
— Есть разница между ложью о пьянстве несовершеннолетних и чертовым поджогом!
— Ты хочешь, чтобы я поверил, что тебе не плевать на закон? — его гнев отразился от мрамора с грохотом зубов. — Не говори мне, что ты не совершал никаких теневых сделок с тех пор, как я видел тебя в последний раз. Ты делаешь это, чтобы обогатиться, но не для того, чтобы помочь кому-то еще, — в его глазах пылала враждебность. — Дело было не в алиби. Речь шла о лояльности. Ты даже не пытался остаться. Ты увидел, как моя беда поставила под угрозу твой драгоценный план разбогатеть, и отвернулся от единственной семьи, которая у тебя когда-либо была.
Гул вернулся с удвоенной силой. Это было оглушительно, смесь шума, которую я не мог заглушить, как бы ни старался.
— Похоже, это повторяющаяся картина, — выражение лица Романа смягчилось после его убийственного выстрела. — Где твоя жена, Дом? Ей надоело твое дерьмо, и она наконец ушла?
Тугой, крепкий узел, который складывался внутри меня с той ночи, когда я пришел домой и обнаружил, что Алессандра ушла, наконец взорвался.
Рычание пронзило воздух, когда я бросился вперед. Кулак встретился с костью, вызвав резкое шипение. Роман был застигнут врасплох лишь на секунду, прежде чем он швырнул кинжал в сторону и ответил на мой удар с такой силой, что у меня перехватило дыхание.
Ваза разбилась о землю, когда мы напали друг на друга так, как это могли делать только братья, с враждебностью, еще более сильной из-за нашего общего прошлого. Я не пошел за своим пистолетом; он
