Непара - Эллин Ти
На самом деле я могу с закрытыми глазами показать каждый шрам на его теле и даже обвести пальцем по форме.
Зависаю с аппаратом в руках и вдруг дергаюсь, когда звонит телефон. Егор. Записан «Колосочек» с сердечком, переименовать никак руки не доходят. Смотрю на экран и сделать ничего не могу, пока музыка заполняет небольшое помещение громким звучанием. Бросаю взгляд на маму Егора — смотрит. С улыбкой смотрит на то, как Егор у меня записан, даже не притворяется, что не заметила.
Зачем он звонит снова? Что ему нужно?
Трубку не беру, трясу головой, чтобы отогнать грусть и мысли, и снова пытаюсь заняться работой, как приходит сообщение.
Колосочек: Солнце, скажи маме, что я заберу ее через два часа. Она телефон дома забыла, пусть ждет меня на крыльце. Люблю.
Сердце пускается в пляс, когда читаю эти слова. Солнце… Люблю…
Мне плохо и больно, и никакая работа эту боль не может унять, только на время задвинуть подальше, чтобы потом с новой силой рвануло.
Солнце. Он говорил так только по утрам, когда мы просыпались и он тянулся ко мне, чтобы поцеловать в кончик носа. Говорил, что я похожа на солнце: ослепляю своей красотой.
Мы не общались два дня, мы жутко расстались, наговорив друг другу гадостей, а теперь он снова называет меня солнцем…
Улыбка против воли растягивается на губах, а в глазах собираются слезы. Нужно взять себя в руки, нужно работать, в конце концов, но я не могу. Хочу выбежать на улицу, догнать машину и сказать что-нибудь, что поможет нам помириться и быть вместе без всяких преград. Мне сложно, но я готова преодолеть сложности, чтобы он меня солнцем каждый день называл.
Эмоции и чувства перебивают друг друга, я то хочу спокойствия и ламповости с мужчиной, то готова прыгать в омут Колосова и всю жизнь искать компромиссы. Сама себя не понимаю, но… Может, эти эмоции и есть любовь?
Беру себя в руки. Достаточно.
— Егор просил передать, чтобы вы ждали его на крыльце, когда мы закончим. Вы, кажется, забыли дома телефон, — говорю, собравшись с мыслями. Я сильная.
— Конечно забыла, пока ругалась с отцом Егора. — Светлана Сергеевна говорит о ссорах, а сама улыбается так тепло, что на душе разливаются горячие океанские волны. Принимаюсь за работу, отгоняя грусть и слабость. Временные трудности, когда-нибудь они обязательно закончатся.
— Говорите, ссорились, а сами улыбаетесь, — осмеливаюсь заглянуть в глаза, которые так напоминают глаза Егора.
— Ой, а кто не ссорится? Не бывает таких семей. Как можно за кучу лет не надоесть друг другу? Без ссор скучно. Вот я уже двадцать пять лет прошу его не есть при мне эту вонючую рыбу! Ну так ему все равно. Он сидит ест, а потом еще вонючими руками все на моей кухне трогает, чтобы я потом неделю от запаха с ума сходила! Что за человек, а?
— Разве это не считается неуважением? — Не знаю, насколько адекватно это спрашивать, но мне дико интересно.
— Он знает, что я буду ворчать. Знает, что ненавижу запах рыбы. Но знает, что ради него буду терпеть, потому что он без рыбы жить не может. Ради меня он сбривает щетину, хотя дико ее любит и каждый раз, как побреется, со вздохами стоит у зеркала. Просто у меня раздражение на коже от его колючек, и тут я банально не смогу терпеть, даже если захочу. И он идет на уступки.
— Это так… Не знаю… — выдыхаю, потому что не могу подобрать слов. — Как-то так…
— Это правильно, — улыбается женщина, выбрав цвет для маникюра. — Мы любим друг друга, хоть порой и придушить хочется. Но это жизнь, иначе не будет. Даже самые идеальные отношения когда-нибудь превратятся в это. Человек сам с собой порой договориться не может, не то что с другим человеком. Просто нужно уметь искать компромисс и идти на уступки ради любви.
— Это так сложно…
— Это просто, когда есть ради чего жертвовать своим комфортом. — Под веками собираются слезы от ее слов, и она спешит перевести тему. Видимо, слишком видна боль в моих глазах.
Светлана Сергеевна рассказывает о своем цветочном магазине и смешных клиентах, а я все еще не могу выбросить слов из головы. Она так бесконечно права… У меня с мамой не очень дружеские отношения, хотя ссор и недопониманий нет, просто мы мама и дочка, а не подруги. А со Светланой Сергеевной так просто… Хочется спросить у нее совета, но я вовремя закрываю рот. Спрашивать совета о сыне как-то нечестно…
В итоге заканчиваю с улыбкой и какой-то легкостью на душе. Мысленно благодарю маму Егора за отсутствие лишних вопросов о нашей личной жизни и иду провожать ее на порог, как вдруг снова приходит сообщение.
Колосочек: Солнце, я подъехал, пусть выходит.
Сердце пускается отплясывать чечетку, когда понимаю, что от Колосова меня отделяют каких-то восемь этажей. Уже кошусь на куртку и обувь, хочу закутаться и бежать к нему, наплевав на все, но…
Но в дверь звонит последняя на сегодня клиентка, и я не решаюсь просить ее подождать и все-таки сбежать к Егору. С улыбкой желаю Светлане Сергеевне доброй ночи и тоскливо смотрю в окно на любимую белую машину, выезжающую со двора…
Глава 20
Артем
— Артем Саниславич!
Саниславич — что-то новенькое. За две тренировки с самыми мелкими я кем только не был. Обычно отчество они даже не пытаются выговаривать, а еще практически все плохо говорят букву р. Я то «Агтем», то «Йтем», то просто «тленел», для самых сообразительных.
С детьми сложно. Особенно с мелочью, которая на коньках еще с трудом стоит. Повезло мне, что с сентября они ходили к прошлому тренеру, иначе с первого занятия с совсем зелеными я бы вряд ли справился. Ошибки признавать надо, да и вообще я пытаюсь себя адекватно оценивать, но надеюсь, что быстро втянусь и детишки начнут меня уважать.
Словарный запас приходится пополнять почти вежливыми словами, потому что с родителями, да и с мелочью тоже, разговаривать надо нормально, тут моя обычная речь не пройдет. Вряд ли мамашки будут рады, если я скажу им, что детворе пахать надо, если хотят результат видеть, а не сопли на кулак наматывать. Улыбаюсь, говорю, что работы много будет, но мы все сможем, и еще какую-то заученную херню, но родители радуются. Они-то все
