Пепел и Дым. Я (не) вернусь - Алиса Ковалевская
– Я буду звать тебя Линой. – Он подошёл сзади.
Слёзы не останавливались. Я не хотела поворачиваться к Егору, не хотела, чтобы он видел мои мокрые глаза. Не хотела, чтобы знал, насколько я слабая рядом с ним. И вдруг опять засмеялась, только совсем тихо.
Он развернул меня за плечи, встревоженно вгляделся, а я только замотала головой, всхлипывая всё громче и громче.
– Лина! – Схватил за подбородок.
– Видишь, какая я слабая… – зашептала, смеясь сквозь горькие всхлипы. – Я не хотела, чтобы ты это видел. Но… – Новый смешок.
Он не понимал. Да и я до конца не понимала.
– Ты сказал, что боялся выставить себя передо мной неудачником. А я… Я… Я выставляю себя перед тобой сумасшедшей и слабой. Но знаешь, что, Дымов? Мне не страшно. – Я подняла голову. – Больше не страшно.
Он вытер слёзы с моей щеки. Я слизнула их с губ.
– Пойдём. – Егор показал на калитку. – Нам нужно забрать сына. – Посмотрел на могилу, на меня. – Давай попробуем собрать то, что осталось.
– А разве ещё что-то осталось?
– Осталось, Лина. И не говори, что ничего нет.
– Есть. Пепел. И… И дым.
– Да, Лина. Дым. А дыма без огня не бывает.
– Я не люблю огонь.
– Пусть будет не огонь.
– А что тогда?
– Что? – Он стёр ещё одну слезинку. – Любовь. Какая бы она ни была, она есть. Иначе не было бы дыма.
Ангелина
В палату я вошла первая. Сын всё ещё был обижен, и, если бы не авария, бычился бы ещё долго. Близость к краю как ничто другое даёт понять, насколько всё ничтожно по сравнению с главным. Как легко потерять тех, кого любишь.
Выглядел Тим хорошо, о пережитом напоминала только лёгкая бледность и слабость. Как если бы он просто переболел тяжёлым гриппом. Если бы…
– Привет.
Я подошла и протянула ему руки. Он обнял меня. Прижавшись щекой к его голове, я закрыла глаза. Всё ещё не могла поверить, что не случилось ничего страшного. Что всё хорошо.
– Поедешь домой? – спросила, разжав руки.
Можно было не спрашивать.
– Меня отпускают?
– Угу, – кивнула я и повернулась к вошедшему в палату в сопровождении врача Егору.
– Папа! – обрадованно воскликнул сын и сразу осёкся. Опасливо посмотрел на меня.
До сегодняшнего дня вдвоём мы к нему не приезжали. До этого утра я вообще не встречалась с Егором. Знала только, что он каждый день бывает у сына. Видела подарки, которые он приносил, чувствовала его запах, но не расспрашивала Тима ни о чём. Ни что они делали, ни о чём разговаривали. Почему, не знала сама. Возможно, убедила себя, что Егор не сможет быть ему отцом, поверила в это и боялась доказательств обратного.
Я промолчала. Егор хмыкнул, выставил вперёд руку, и сын, бросившись к нему, ударил ладонью по его широкой, огромной. На секунду наши с Дымовым взгляды пересеклись. Я не выдержала, отвела свой.
– Что, боец, готов ехать домой? – строго спросил Дмитрий Данилович. Но ни от кого от нас не скрылась прозвучавшая в голосе улыбка.
Тим согласно закивал.
– Значит, поедешь.
– Неделю ему лучше побыть дома, – обратился доктор уже ко мне. – Пока никаких серьёзных физических нагрузок. Я уже сказал об этом Егору. Спросите у него, он вам расскажет подробнее.
– Хорошо, спасибо.
Секундный порыв возразить, что Егор не имеет к Тиму отношения, и что ему вообще не нужно было ничего рассказывать, я подавила. Только ещё раз посмотрела на Дымова и мысленно приказала себе: хватит. Я ведь могла потерять и его. Не как десять лет назад, а навсегда.
Оказывается, даже ненавидя, можно жить пониманием, что он есть где-то на другой стороне земли. Смогла бы я жить без этого? Смогла бы. Но я хотела, чтобы он был. Так же, как хотела, чтобы жива была сестра.
– Выписка скоро будет готова. Можете пока собираться, заберёте её на сестринском посту. – Доктор снова посмотрел на Тима. – Береги родителей. Тебе повезло с ними. Поверь, мальчик, очень повезло.
Сын мгновенно стал серьёзным. На слова доктора он ответил кивком. Тот потрепал его по голове, пожал руку Егору и ушёл, оставив нас втроём в неловком молчании.
– Странная у нас семья, – сказала я, прервав его, и взяла из шкафа сумку.
Наверное, впервые задумалась, насколько странная.
Достала вещи сына и, поднеся к лицу, вдохнула до боли родной, знакомый запах. Кондиционер для белья, порошок и шампунь Тима. В последние дни мне постоянно хотелось плакать. Плакать и… дышать, не чувствуя дыма и обжигающего беспощадного огня. Только тепло.
Я открыла глаза и натолкнулась на взгляд Егора.
Молча забрав вещи, он положил их в сумку. Я подала ему свитер сына, положил и его.
– А куда мы поедем? – Тим встал рядом.
– Домой, – ответила я.
Сын замотал головой.
– Куда домой? К нам или к папе?
Сколько ещё таких вопросов будет? Его «к папе» карябало, но не злило. Неожиданно пришло смирение. Попробовать всё собрать? Разжечь на пепелище новый костёр, но теперь не жертвенный, а очаг, у которого можно согреться?
Искоса взглянула на сына и Егора. Может, и стоит. Но сперва нужно расставить точки в последних из оставшихся многоточий.
Егор вёл машину уверенно. Не зная, что несколько дней назад он побывал в аварии, где пострадало несколько человек, а его собственный внедорожник превратился в груду металла, я бы никогда не подумала об этом. Будь я на его месте, мусолила бы в памяти каждую секунду.
– Мам, ну ты чего?
Опомнившись, я перестала прижимать к себе сына так сильно. Совершенно взрослый, внимательный взгляд Тима послужил укором. Я покачала головой. Ничего. В какой момент кто из нас ошибся? Что стало точкой невозврата? И, если я с ним, в этой машине, пройдена ли эта точка?
– Ты думаешь, что-то может получиться? – спросила, глядя с заднего сиденья в зеркало. – Без бравады, Егор.
– У нас уже получилось.
Я сглотнула. Такой многозначительный ответ… Можно бы было списать всё на секс, только Дымов говорил не о сексе.
Между нами воцарилась тишина. Люди говорят много, слова превращаются в белый шум. Мы же всегда умели молчать. Что может быть откровеннее разговора глазами? Ничего.
– А если нет?
– Ты в любом случае всегда будешь частью меня, Лина. Ничего не поменяется от того, одна у нас будет постель или нет, – сказал он, ответив взглядом через зеркало. – Я знаю одно: в конечном итоге ты окажешься в моей, а я в твоей. Ты – часть меня. Если десять лет этого не изменили, не изменит и вся
