Весеннее чудо для мажора - Юлия Гауф
— Андрей? — выдохнула, увидев перед собой своего сидельца.
Выражение лица у него насмешливо-встревоженное. А в дверях комнаты стоят Антон, и папа.
— Разбойница, — голос у Андрея строгий, а губы дрожат, так и норовят расплыться в улыбке.
— Дочь, ты что здесь устроила? Ты вообще почему здесь, а не дома? — донесся до меня голос папы сквозь всхлипы и стоны Вити.
А я… я выронила биту, и обняла Андрея.
— Ты как здесь? Отпустили? Поняли, что ты не виноват? — затараторила я, задыхаясь от переполняющего меня облегчения. — А я вот… это Витя наркотики подкинул, я точно знаю. Не он сам, а друга попросил, кажется. Хотела заставить его признаться во всем полиции.
Я шмыгнула носом, и уткнулась в плечо Андрея.
— Все, я вернулся. Сказал же, что освобожусь. Дурочка, — прошептал мне Андрея на ухо. — Когда бы, блин, уже начнешь в меня верить? Сказал же — не лезь никуда, дома сиди.
— Я помочь хотела! — возмутилась я.
— Амазонка. Лиз, — Андрей отстранил меня, крепко сжав мои плечи. Думала, продолжит отчитывать и ругать, но он мягко улыбнулся, и сказал: — Спасибо. Я и не знал, что дорог тебе настолько, чтобы ради меня пойти бить эту кучу навоза.
— Дурак! Я вообще-то люблю тебя!
— А я тебя. Но больше ни с кем не дерись, оставь это мне, ладно? — усмехнулся парень, притянул к себе, и поцеловал.
Крепко, горячо и коротко. С обещанием того, что меня ждет ночью. Чтобы я горела в предвкушении, чтобы ждала. И не смущает даже, что на нас смотрят папа и Антон. Что рядом стонет побитый мной Витя, чтоб он в аду сгорел.
Но он, конечно же, напомнил о себе.
— Эй, скорую мне вызовите!
— Я своего человека отправлю, — бросил Антон, и мы с Андреем оторвались друг от друга.
Я даже шаг от него сделала, чтобы не грешить при папе. Очень уж лицо у него сердитое. А сердиться нужно мне, если вспомнить этого Илью — это ж надо было такое учудить! Я бросила на папу ответный хмурый взгляд, чему он немало удивился.
— Еще полезешь к кому-нибудь из нас — урою, — Андрей склонился над Витей, и его слова услышали только мы трое. — Не изобью, а убью. Клянусь в этом. Запомни, чмо, шутки закончились. Понял?
— Да понял я, понял. Уйдите отсюда уже! И врача вызовите!
— Скоро приедет, — кивнул Антон, и засунул телефон в карман. — Вызвал.
— Я его не сильно била. И не по сломанным руке и ноге… вроде, — пожала я плечами.
Все еще дико, что я, оказывается, способна на жестокость, но почему-то я не жалею. И не пожалею никогда. Витя гораздо большее заслужил от меня, чем пара тумаков. Может, запомнит, что девушки отнюдь не слабачки, и вполне могут накостылять за обиды.
Да. Я буду воспринимать это как воспитательный момент!
— Все, пойдем отсюда, — Андрей потянул меня к выходу, и я молча прошла мимо папы.
Он пошел за нами.
— Лиза, что за разбой? Ты…
— Дома поговорим, пап, — буркнула я. — О многом. Об Илюше особенно.
— О каком Илюше? — спросил Андрей с неудовольствием, а я сердито хохотнула.
— О! Рассказ будет интересный. Я многое узнала сегодня, и поделюсь. Со всеми вами.
* * *
Мы зашли в нашу квартиру. Папа с Антоном уже приехали. Я наотрез отказалась садиться с кем-то из них, и даже не пустила Андрея за руль. Не хватало еще, чтобы нас тормознули, а он без прав.
И снова тюрьма.
Нет уж.
— Лиза, я тебя боюсь, — прошептал Андрея, скидывая обувь. — Даже жалеть начал, что освободился. Может мне обратно за решетку? Там мило, уютно.
— Я тебе дам!
— Даш, конечно, — ухмыльнулся он. — Вот за этим я и вышел. Ну и чего ты такая злобная?
— Узнаешь.
Я прошла в гостиную, где собрались все, кроме мелких. Мама, Антон с Машей, и папа. Ох, папа, ну как же так?!
— Лиза, всю жизнь удивляюсь, как ты, такая хрупкая, умудряешься топать как слон? — покачала мама головой.
— Это мой талант.
— Так, талантливая моя, ну и где тебя носило? Почему на звонки не отвечала? И… Андрей, — мама перевела взгляд на Булатова, — рада тебя видеть. Покормить? Я только-только пирожки с мясом сделала.
Я перевела взгляд на тарелку Маши. Она, не стесняясь, уплетала мамины пирожки. Отметила про себя, что мама, судя по всему, опять не выдержала тесто. А ведь так вся нежность теряется, воздушность.
— Буду благодарен, если покормите.
— Я сейчас, — мама встала, и направилась на кухню. Обернулась на миг, и показала мне кулак.
— Ну? — нахмурился папа. — И что все это значит, Лизавета? Объясниться не хочешь?
— Я с радостью, — вскинула подбородок. — Видишь ли, папа, Витя мне в начале нашей милой беседы сказал, что виноват во всем ты. Я не поверила сначала, потому что ну причем же здесь мой любимый папочка? Оказывается, очень даже причем.
— Я?
— Ты, — кивнула я.
И рассказала обо всех событиях этого чудесного дня вплоть до избиения мной Витюши. Мама успела услышать весь рассказ. Андрей жевал, слушал, и то хмурился, то еле сдерживал смех. Антон сидел, как обычно, с бесстрастным выражением лица, а Маша забыла про пирожки и гладила свой круглый животик, прижимаясь к мужу.
Только папа мрачнел с каждой секундой под моим и маминым взглядами.
— Вот, — закончила я свою речь, и шутовски поклонилась.
— А дальше что?
— А дальше я немножечко его побила, — призналась я маме. — Чуть-чуть.
— Живой хоть?
— Живой, — вздохнула я. — И как это понимать, папа? Илья, значит, да?
— Не собираюсь даже оправдываться, — процедил он. — Ты на него даже не посмотрела, хотя сколько он у нас жил, звал тебя погулять, а ты на него как на пустое место. Зато у меня теперь талантливый специалист есть, постоянно из Китая сюда мотается, и обратно. Моя совесть чиста.
— Чиста? — топнула я ногой. — Чиста, говоришь? Ты родную дочь чуть ли не ленточкой перевязал, и отдал какому-то Илюше — вот, что ты сделал. Поселил
