Все дороги ведут к Елке (СИ) - Хан Ирма

- Ударить – нет. Убить – да. – Он сказал это так спокойно и уверенно, что ей стало страшно.

Отстранив Полину, которая преграждала ему путь, Огарёв пошёл к машине.

часть 7 глава 5

- Я всё понял, Ёлка... Когда я вышел из квартиры, она стояла у окна. Я думаю, она хотела дождаться меня и попробовать атаковать снова. Полина умеет быть настойчивой. Она всегда, сколько я её помню, добивалась своего. А когда она увидела, что ты идёшь через двор, то тем более ей надо было дождаться меня, что бы разыграть эту сцену. Если бы я не вышел к тому времени, как ты вошла в парадную, то она бы просто наговорила тебе кучу очередных гадостей. Или нафантазировала что-нибудь вроде того, что у нас с ней всё отлично. А я всё думал, зачем это она, выходя из парадной, меня за руку взяла?.. Я ведь её из квартиры буквально вышвырнул. – Говоря это, Гриша отстранил от себя Ёлку и смотрел ей в глаза. – Милая, я не обманываю. Помнишь, тогда, на кухне?.. Правда заключается в том, что никто, кроме тебя... Мне никто не нужен. То, что я скажу сейчас, покажется тебе жестоким, но я рад, что Света попала в больницу. Если бы не это, то неизвестно, когда бы мы встретились вновь. – Гриша коснулся губами губ своей любимой. Она обняла его и, как при первой встрече, провела ноготками по спине...

- Поехали ко мне. Я так соскучился... – Гриша целовал её волосы, глаза, щёки. – Даже не соскучился, а истосковался. У меня в морозилке лежат креветки, а в холодильнике тебя ждёт твой любимый «Брют».

- И как давно это всё меня ждёт?

- С того самого дня, как ты ушла...

- Поехали, - улыбнулась она.

- Кстати, Ёлка, как ты узнала о том, что Светланка в больнице? – Гриша одной рукой управлял машиной, а другой держал ведьму за руку, словно боялся, что она опять исчезнет.

- Мне сказал один друг, и я сразу позвонила Санечке. Ещё тогда, когда мы у него жили, я обещала Свете, что помогу ей выносить ребёнка, если ей повезёт и она забеременеет. Да даже если бы и не обещала, всё равно бы поехала.

- И что это за друг? Я его знаю?

- Ты его очень хорошо знаешь. Только я не скажу, кто это. Иначе вы с Сашей ополчитесь на него, а он честно держал данное мне слово – ни при каких обстоятельствах никому не рассказывать о моём местонахождении. Я не могу его предать. Не сердись, но это останется тайной.

Некоторое время они ехали молча. Потом Гриша спросил:

- Ёлка, ты не будешь возражать, если сегодня вечером мы поедем к моей маме?

- Зачем?

- Она очень хотела с тобой познакомиться. Помнишь, я говорил тебе об этом? Только тогда она не знала, что женщина, покорившая моё сердце – известная целительница. Когда она узнала, как я тебя обидел, то неделю со мной не разговаривала.

- Откуда она знает, что я – известная целительница? Ты сказал?

- Её подруги когда-то обращались к тебе, и ты им очень помогла. Между прочим, она призналась мне, что сама хотела идти к тебе за помощью.

- Она плохо перенесла смерть своего мужа?

- Нет. Тут она держалась просто молодцом. Она хотела помочь мне.

- Тебе!?

- Да. Хотела, что б ты сделала мне отворот от Полины.

- Ей не нравилась Полина?

- Не нравилась. Мама Лариса очень хорошо разбирается в людях. Она прекрасно понимала, что собой представляет Полина, и просто мечтала, что бы я полюбил другую женщину. Так ты согласна поехать к ней сегодня вечером?

- Согласна.

- Сейчас позвоню ей. – Гриша набрал номер телефона и, как только услышал в трубке: «Да, сынок», спросил, - мама, у тебя много сегодня клиентов? Ты могла бы освободиться пораньше, если это, конечно, возможно. Хочу заехать к тебе вечером и не один.

- С Сашей?

- Не только с ним. Ещё с Ёлкой.

Повисла пауза и потом раздался взволнованный голос:

- Она нашлась? Вы помирились с ней!? Она тебя простила? Где она?

- Мама, не сыпь вопрос за вопросом! Я не успеваю отвечать, - счастливо засмеялся Гриша. – Она рядом со мной. В машине.

- Слава Богу! Я освобожусь около шести, значит, в половину восьмого я буду дома. Только, Гриша... Я ведь не успею ничего приготовить...

- Не волнуйся. Мы всё купим, и я приготовлю ужин. Так что ты придёшь домой уже на всё готовое.

Гриша попрощался с Ларисой. Посмотрел на Ёлку с нежностью и поцеловал ей руку.

- Я думаю, не надо ничего готовить. Мы позвоним в моё кафе и закажем что-нибудь вкусненькое. – Она прижала его руку к своей щеке. – А по пути к твоей маме заедем и всё заберём, хорошо?

- Тогда звони и заказывай.

- Во сколько примерно мы подъедем, что бы всё забрать?

- Так... у нас сейчас час дня... до мамы минут сорок добираться, если без пробок... давай, часам к шести вечера ...

- Тогда я закажу свои любимые рыбные котлетки, оленину... да?

- Согласен.

- Ну и салатик... может, «Оливье»? И рогалики, конечно.

- Как говорят официанты в таких случаях: «Отличный выбор», - и Гриша, воспользовавшись тем, что на светофоре загорелся красный цвет, жадно стал целовать свою любимую. – Как же мне не хватало тебя, милая моя... ягодка моя... - с трудом отрываясь от её губ, шептал он.

Сзади посигналила машина.

Ёлка засмеялась:

- Как тогда, помнишь? Ты вёз меня к себе домой первый раз... Надо позвонить Санечке. Пригласить его тоже. Я ведь с ним даже не поговорила сегодня нормально. Только спросила, в какой больнице Света. Кстати... это он тебе сказал, что я к Свете поехала?

Гриша улыбнулся:

- Он. Ты права - мужская солидарность...

Часть 7 глава 6

Они вошли в квартиру. Гриша помог ей раздеться и присел на корточки, что бы снять с её ног полусапожки на высоком каблуке. Несмотря на то, что оба, действительно, истосковались друг по другу, между ними ощущалась незримая нить напряжения. Огарёв не мог избавиться от чувства вины, а у Ёлки перед глазами стояла Полина, державшая Гришу за руку.

- Кофе будешь? – Гриша достал из обувницы новые, очень изящные женские тапочки цвета какао на каблучке рюмочкой.

- Какая прелесть! Мой любимый цвет и мой любимый размер. – Улыбаясь, она надела тапочки, которые оказались ей в пору. – Откуда ты узнал размер моей ноги?

- Это элементарно, Ватсон.

- Саша?

- Да.

- И давно меня ждёт эта красота? – Ёлка отставила ногу в сторону и полюбовалась обувью.

- Я купил их, как только ты вернулась из Израиля. Всё надеялся, что ты вот-вот придёшь...

Гриша обнял её и заглянул в глаза:

- Так как насчёт кофе?

- А молоко есть?

- Сливки.

Ёлка улыбнулась:

- Значит, будем пить со сливками.

Они прошли на кухню. Она села на знакомый стул у окна. Григорий включил кофемашину. Подошёл и сел на пол рядом с ней. Обнял её ноги.

- Мне кажется, что ты не простила меня...

- Что ты, Гришенька! – Ёлка погладила его по голове и запустила пальцы в его густые, жёсткие волосы. – Просто... я так долго привыкала жить без тебя...

Гриша взял её руку и прижал к губам.

- Неужели привыкла? – она молчала. - Я так виноват перед тобой... – он стал целовать её колени.

- Не надо винить только себя. – Ёлка наклонилась к нему и поцеловала в висок. – Ну, его, этот кофе... Пойдём в комнату... я тоже... истосковалась... – шепнула она ему на ухо.

Если при первом свидании в Гришиной квартире страсть буквально свела их с ума, захватив в свои жаркие объятия, то сейчас нежность полностью подчинила их себе. Гриша не спеша снял с Ёлки тонкий трикотажный свитер и положил его на кресло. Она медленно расстёгивала пуговицы на его рубашке, отвечая при этом на его поцелуи. Когда они полностью обнажённые оказались в постели, то какое-то время просто лежали, обняв друг друга так крепко, что казалось, слились в одно целое. Потом Гриша отстранился от своей женщины и, глядя ей в глаза, очень серьёзно сказал:

- Если ты ещё раз уйдёшь от меня, я умру.

- Я сама умру. Я пробовала жить без тебя... это так ужасно... Гришенька, ты тоже прости меня. Я не должна была так поступать. – Ёлка поцеловала его, и он тут же ответил ей нежным поцелуем. Потом провёл языком по шее и опустился к груди. Он поочерёдно целовал её набухшие соски, в то время как рука его нежно гладила её живот и бёдра. Его ловкие пальцы прекрасно знали секреты любовной игры, и вскоре Ёлка не могла сдерживать стоны. Тогда он стал осыпать поцелуями её тело, спускаясь всё ниже и ниже, пока его горячий язык не коснулись её возбуждённой плоти. Он раздвинул её бёдра и с жаром приник губами к бугорку её страсти. Она выгнулась в момент наивысшего наслаждения, бёдра её непроизвольно двигались в сладостных конвульсиях.