Лерой. Обещаю забыть - Алиса Гордеева
– С Ариной что?! – всё же не выдерживаю и хватаю эту чокнутую за рукав шелковистой блузы.
Снежана моментально замолкает, бросая в мою сторону злобный взгляд, насквозь пропитанный презрением и отвращением. Что ж, хотя бы в чём-то наши вкусы с ней совпадают: мы оба на дух не перевариваем друг друга. Но если я не выношу эту женщину за её глупость, тщеславие и пустоту с самой первой минуты нашего с ней знакомства, то откуда у неё столько неприязни ко мне, не понимаю. Помнится, ещё совсем недавно она лебезила передо мной и даже пыталась флиртовать.
– Ну, знаете, Лерой, это уже слишком! – Снежана пытается выдернуть руку, и я покорно её отпускаю, понимая, что переборщил. – Будьте так любезны обождать Петра Константиновича во дворе.
Уйти, не разобравшись, не могу, но и лезть на рожон глупо. А потому поднимаю руки раскрытыми ладонями в сторону Кшинской-старшей, показывая, что более не опасен, и неспешно иду к выходу в надежде встретить Петра.
– Сумасшедшая ночь! – бурчит тот, возвращаясь со стороны парковки. – Как же я устал!
И правда, лицо Кшинского выглядит помятым и осунувшимся. Он явно не спал и эту ночь провёл на нервах. А мне не даёт покоя вопрос, почему.
Поравнявшись со мной, Кшинский хлопает меня по плечу и предлагает пройтись. Молча киваю и следую за ним.
– Сначала Снежана, – медленно вышагивая вдоль узкой дорожки, огороженной давно не стриженными кустами самшита, начинает Петя, а я впитываю каждое его слово, страшась услышать главное.– Такой острый приступ головной боли у неё был впервые: он совершенно внезапно начался, но так же резко и прекратился, не успели мы доехать до больницы. Я думал, что сойду с ума! Ты бы только слышал, как она, бедняжка, стонала! И всё же жена у меня стойкий оловянный солдатик: ни в какую не согласилась остаться в госпитале на ночь-две.
Судьба Снежаны мне абсолютно безразлична. Сгораю от желания схватить хозяина дома за грудки, как и его благоверную, чтобы заставить говорить по делу.
– Петь, с Ариной что? – шумно выдыхаю, прерывая монолог Кшинского.
– Так об этом и пытаюсь рассказать, Лерой! – устало бурчит отец мелкой. – Мы вернулись домой под утро, а тут Рина вся в слезах сидит на лестнице. И молчит! Вокруг – перебитая посуда, раскиданные вещи, всё вверх дном, а она скрючилась посреди всего этого бедлама с пустым потерянным взглядом и не говорит ни слова... Не реагирует ни на что! Господи, Лерой, это так страшно – видеть сначала жену едва живой, а потом дочь!.. В тот момент я даже усомнился в честности намерений Макеева и, грешным делом, подумал, что это он девочку мою обидел. Готов был задушить его своими руками!
– Макеев здесь при чём? Они же только сегодня должны были уехать. – Внутри всё сжимается в тугой узел от полнейшего непонимания и одной только мысли, что этот урод мог сделать с Ариной.
– Ну как же? – недоумевает Петя, но вмиг собирается и добавляет: – Ай, точно! Я же не сообщил тебе, что они раньше за город уехали. Мой косяк! Но, сам понимаешь, не до того было! Им уж слишком не терпелось побыстрее увидеться. А я что? Всё понимаю! Дело молодое, потому и отпустил. Но, знаешь, никак не ожидал этой же ночью увидеть дочь дома, да ещё и в таком состоянии!
– Что этот урод с ней сделал?! – рычу не своим голосом, готовый свернуть шею смазливому подонку.
– Спокойнее, Амиров! Спокойнее! – Кшинский замирает на месте, а затем бросает на меня подозрительный взгляд. Да, я выдал себя с потрохами: мне не всё равно!
– Павел ни в чём не виноват. Ребята просто поссорились, недопоняли друг друга, приревновали! С кем ни бывает, и Рина на эмоциях вернулась домой.
–Тогда зачем Арине врач?
Чёртов театр абсурда! Столько лишних слов и ни одного по существу!
– Лерой, я же мужик! Ну что я понимаю во всех этих бабских переживаниях? – пожимает плечами Петя и вновь начинает движение. – Мы к Арине и так, и эдак, а она смотрит в одну точку и молчит. Тогда Снеженька согласилась сама поговорить с девочкой. Представляешь, целая ночь без сна, сама только из больницы, беременная, а дочь мою в трудную минуту не бросила: сидела с ней до утра, разговаривала. Даже предложила ей своё успокоительное – мягкое, на травках... А у Арины оказалась непереносимость, представляешь? Всего одна таблетка, а я чуть не лишился пока ещё единственной дочери... Хорошо, Олег Витальевич быстро приехал...
– Что ещё за таблетки, Петя? – Я начинаю сомневаться в умственных способностях Кшинского: ослеплённый любовью к Снежане, он не замечает элементарных вещей.
– Лерой, говорю же, на травках: валерьянка, пустырник там, может, ещё что-то... Снеженьке его и в положении доктор позволяет пить. А у Рины тут же дыхание сбилось, голова кругом пошла. Снежана так перепугалась, бедная моя! Хорошо, нашатырь в доме был. Арину быстро в чувства привели да врача вызвали...
Мысли в голове играют в чехарду – всё перемешалось: Макеев со своей ревностью и внеплановым отъездом, визит врача, Снежана с таблетками и желанием поиграть в добрую мамочку для мелкой. Как ни крути, всё это очень и очень странно. Но сейчас важнее другое.
– Как Арина себя чувствует?
– Уже лучше. Она отдыхает; надеюсь, послушает врача и решит поспать.
– Я могу к ней подняться? – Увы, без разрешения Кшинского ворваться в комнату его дочери я не имею права.
– Зачем?– удивлённо переспрашивает Петя, хотя и прекрасно видит моё взволнованное состояние.
– Нам с ней нужно поговорить.
Не собираюсь вдаваться в подробности и объяснять Кшинскому всего, но увидеть Арину просто обязан. Уверен, что Макеев её обидел, а мачеха выгораживает этого ублюдка, лишь бы только сбагрить девчонку подальше да подороже! Знаю, что ни по каким душам мелкая не говорила
