Эскорт для чудовища (СИ) - Шварц Анна
Такие мысли из головы прогоняет поцелуй, с которым прикасается к моим губам Кирилл, и я обнимаю его, с удовольствием ощущая под ладонями его крепкое тело, и от этого чувствуя себя защищенной. Мы встречаемся с ним недолго, но я до сих пор иногда не верю, что человек из такой приличной семьи, с такими внешними данными клюнул на меня. Я-то уже давно поставила на себе крест.
— Ты ведь не поедешь к своему… к нему? — не решаюсь я произнесли слово «отец». Кирилл задумчиво проводит большим пальцем по моим губам и поглаживает по щеке.
— Нет, я съезжу. Было бы разумнее проигнорировать его, но мне интересно.
— Когда? — чувствую я укол беспокойства.
— Сейчас. Потом отправимся готовить комнату к приезду Майи.
Мне остается только кивнуть. Если ему это необходимо — я не стану его отговаривать.
* * *Я ненавижу запахи больницы, а мне приходится посетить ее второй раз за день. Смоленский оставляет меня сидеть перед больничной палатой на диванчике, а сам, открыв дверь, заходит внутрь.
Так как дверь он не закрывает и остается внушительная щель, я прекрасно вижу и слышу, что там происходит. Вижу лежащего на постели мужчину, и вижу, как Смоленский расслабленно садится напротив, засунув руки в карманы штанов. Что бы у него не происходило в детстве — сейчас он совершенно не боится своего отца. Он смотрит на него свысока.
— Че хотел? — произносит он.
Я слышу, как его отец кашляет, перед тем, как начать.
— Пришел, все-таки.
— Давай без разглагольствований. У тебя есть десять минут. Потом я уеду.
— Десяти минут мне не хватит. А ты обнаглел. Закалился. Твой хищный взгляд, конечно, я и в прошлый раз запомнил. Я знал, что ты вырастешь таким, — слышу я усмешку мужчины, — все-таки, моя кровь оказалась сильной. Даже учитывая то, что тебя растил этот, все равно ты похож на меня.
Смоленский молча смотрит на него. Без тени улыбки, не пытаясь спорить. Рассматривает с плохо скрываемым презрением, полностью проигнорировав выпад в сторону его отчима.
— Ладно. — до меня доносится тяжкий, хрипловатый вздох, — К делу. Мне осталось недолго, Кирилл. Болезнь нашли слишком поздно, лечить бесполезно. Может, месяц протяну, но уже не встану. Бизнес свой я не оставлю брату. Он не потянет, просрет все за год, а то и меньше. Да и я в курсе, что эта падлюка уже много лет спит и видит, как встанет у руля и своего сына пропихнет. Ты — единственный мой наследник, поэтому именно ты должен был возглавить все.
— Да без проблем. — спокойно констатирует Кирилл, — переписывай все на меня. Я не дурак, чтобы отказываться.
— Смотри, стервец, какой быстрый, — начинает смеяться Андропов, — Амбиций тебе не занимать. Перепишу. Но с парой условий: ты возвращаешь себе мою фамилию. И пока я еще жив, продемонстрируешь свою готовность продолжать дело и род Андроповых.
Я в шоке округляю глаза. Как он вообще может такое требовать? Кирилл явно не согласится. Ненормальный.
— Нет, — слышу я спокойный голос Смоленского, — жаль. Я не могу вернуть себе твою фамилию, потому что ее никогда не носил. Ты не женился на моей матери и в свидетельстве о рождении не записан моим отцом. Кроме этого, в детстве я много раз слышал, что мать меня нагуляла и сын Андропова не может быть таким тряпкой и мямлей.
— Кирилл…
— Жаль, но, похоже, настанет конец твоему бизнесу. Наследников у тебя нет. Видимо, больше ни одна женщина не клюнула. Придется оставить все твоему брату. Думаю, он действительно не продержится долго, а потом мой отец по дешевке выкупит твои отели. Я в любом случае выигрываю, даже не соглашаясь на твое унизительное предложение. Взять твою фамилию — все равно что изваляться в дерьме.
— Щенок!!! — рычит яростно Андропов, а потом мучительно закашливается. Смоленский выпрямляется, глядя на него с тенью жалости в глазах.
— Если щенок и мусор — зачем ты приполз ко мне за помощью? Прощай, Андропов. За все в жизни рано или поздно придется отвечать, и сегодня для тебя настал именно такой день.
— Эй! Куда пошел? Кирилл! Остановись! — кричит мужчина, когда Смоленский решительно направляется к выходу, — Слышишь? Ты все равно остаешься моим сыном! Ты от этого никуда не денешься! Я сделал тебя! Не тот, кого ты называешь отцом! Ты похож именно на меня!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Сомнительная честь, — комментирует Кирилл, не останавливаясь и с хлопком закрывает дверь. Не знаю, почему он так спокоен, но даже у меня потряхивает руки, когда я поднимаюсь к нему навстречу.
— Все?
— Да. Пойдем.
— Ты не будешь жалеть?… Вы даже не поговорили. Возможно, выскажи ты ему все, что…
— Саша, — Смоленский смотрит на меня, — я много лет считаю его посторонним человеком. Мне уже нечего ему высказывать или доказывать. Его исчезновение принесет мне только радость, потому что он больше не будет донимать мою семью.
Я оглядываюсь на палату, где остался его отец.
— Ты больше его никогда не увидишь. Уверен? Это последний шанс поговорить с ним.
— Уверен, Саша. Перестань за меня беспокоиться, — он находит мою руку и переплетает пальцы, а потом разворачивает к выходу, — пойдем. Мне больше жаль, что ты слышала это, поэтому мы сейчас пойдем поднимать тебе настроение. Отправимся где-нибудь поедим, потом вернемся домой.
Он увлекает меня к выходу и мы почти в полной тишине покидаем больницу, выходя под яркое, теплое солнце.
Глава 21
В день, когда Майю должны выписать из больницы, наступила очень жаркая погода. Я приготовила малышке ее любимое желтое платье и белые босоножки. Пока я отпаривала платьице, разглаживая складки, я нервничала, потому что меня страшил момент их первой встречи с Кириллом.
Как отреагирует Майя? А как Смоленский, до этого ни разу не имевший детей или младших братьев и сестер, себя поведет?
— Расслабься, Саша, — уже в машине сказал он мне, — давай без нервов. Дети чувствуют настрой взрослых.
Майя встречает меня радостно, бросившись на шею. Я помогаю ей переодеться и собрать игрушки, которые ей дарил Кирилл, и, взяв малышку за ручку, вывожу из больничной палаты. Наконец-то этот день наступил! Ее теплая ручка, которую я держу, греет меня до самого сердца.
— А баба где? Когда баба придет? — настойчиво повторяет она, дергая меня за руку.
Помнит… конечно же. Ей уже не годик, чтобы быстро и просто забыть человека.
— Милая, — я останавливаюсь, чувствуя, что малышке надо что-то сказать, а не бесконечно скрывать, и сажусь перед ней на коленки, — баба не сможет больше прийти. Она сейчас в другом мире.
Майя растерянно моргает, взмахнув своими длинными ресничками.
— Я что, больше не увижу ее?
— Позже, Майя… — я вздыхаю, — когда ты станешь совсем старенькой и дряхлой. Тогда, конечно, мы обязательно все встретимся снова.
Племянница кивает, словно что-то поняв для себя. Я мысленно желаю, чтобы она обязательно дожила до глубокой старости. Счастливой, любимой девочкой. Чтобы больше ей не пришлось столкнуться с потерями в таком раннем возрасте.
— Старенькой, как ты? — внезапно перебивает мои мысли вопрос, заданный невинным голоском, а у меня дергается глаз.
— Я не старенькая, малыш. Я взрослая.
— А, понятно. Надо быть еще взрослей? Как дядя врач?
Я вспоминаю седого дядьку, с которым я говорила о самочувствии малышки и пожимаю плечом. Будем надеяться, что не настолько рано они с бабушкой всретятся.
Мы покидаем больницу. Спускаясь по ступенькам, я вижу Кирилла, который ждет нас, стоя у машины. Сердце начинает стучать быстрее. Как они встретят друг друга? Лишь бы хорошо…
— Нам туда, малыш, — показываю я на Смоленского, а Майя хмурится.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Это кто? Другой дядя-врач?
— Нет. Это твой папа.
— Какой такой папа?
У меня вырывается протяжный вздох. Не знаю я, как объяснить ребенку, росшему без отца, что и у нее есть папа. Она видела отцов у других детей, но даже, похоже, не представляет, каково это.
— Нет, пойдем домой! — внезапно произносит капризно Майя, когда мы приближаемся, — я не хочу папу! Не надо папу!