Ребекка Пейсли - Полночь и магнолии
— Ну, вот и готова припарка, Сенека! Слушай меня! Твоему отцу надо втирать эту припарку три раза в день.
— Чудесно! — пробормотал Сенека. Он все еще думал о качестве шерсти носка Пичи.
«Шерсть, — подумал он. — Овцы. Авентина. Пасхальные цветы».
Он быстро встал из кресла. Бутылка с лекарством выскользнула из его рук и ударила Пичи по колену. К счастью, она не разбилась!
— Пичи! — сказал он. — Я должен немедленно увидеть своего отца. Шерсть… наша шерсть, ты сама видишь… Пасхальные цветы… нигде в мире нет таких… Шерсть продается везде, но шерсть Авентины… Ты была права… — произнес он на одном дыхании.
— Сенека, что случилось?
— Я вернусь позже, — сказал он и побежал к двери.
— Подожди! — закричала Пичи. — Ты забыл лекарства! — с этими словами она подбежала к нему и вручила лекарства.
— Скажи отцу, что я приготовлю ему еще лекарства, когда он начнет бегать.
— Я скажу, — пообещал Сенека.
— Ему необходимо…
— Я знаю, Пичи, знаю, — перебил ее Сенека. Он поцеловал ее в лоб и заспешил к себе. Он молил Бога о том, чтобы Латимер, слуга, был на месте. Латимер оказался у него в покоях.
— Найди мне что-нибудь из шерсти… — приказал он слуге.
— Из шерсти. Ваше Высочество? — удивился слуга.
— Из английской, ирландской, австралийской… не важно, какой… Только не из авентинской шерсти.
Латимер достал из шкафа шерстяной шарф.
— Ваше Высочество приобрели его в прошлом году в Париже! — сказал Латимер.
Сенека взял шарф в руки и улыбнулся. Шарф был нисколько не мягче носка Пичи.
Он вышел и направился к покоям отца, перешагивая через три ступеньки сразу. Он молил Бога об одном, чтобы хоть раз в жизни отец выслушал его.
— Попробуй, отец! Попробуй! — говорил Сенека, стараясь всунуть королю в руку красный шерстяной носок.
Король никак не мог понять, чего добивается его сын.
— Ты кричишь на меня, Сенека, а потому я яячего не буду пробовать, а тем более носок этой абсурдной девчонки!
— Хорошо, — сказал Сенека. — Но ты попробуй на ощупь этот шарф, — попросил он короля. — Я купил его во Франции в прошлом году. Король отстранил руку принца.
— Шерсть как шерсть, — произнес он.
— Ты не прав! — произнес Сенека. Король сурово взглянул на сына и сказал:
— Я никогда не бываю не прав, я — король.
— То, что ты король, не может не делать тебя непогрешимым, — ответил Сенека.
— Да как ты смеешь?
Расстроенный, Сенека стоял на красном ковре посередине комнаты отца.
— Отец, не пасхальные цветы тебе надо экспортировать, а шерсть. Она принесет намного больше дохода, чем засушенные цветы. Ты же знаешь, что пасхальные цветы приобретают для украшения одежды, жилища. Без этого, в конце концов, можно обойтись. Но шерсть… Отец… Шерсть — это предмет широкого потребления… И я говорю тебе, что авентинская шерсть…
— Я не желаю тебя больше слушать! Ты еще не король! — резко оборвал его отец. — Я требую, чтобы ты прекратил мне указывать, что нужно, а что не нужно делать!
Сенека заломил руки за голову.
— Я не указываю тебе, что нужно делать. Я хочу заставить тебя понять, что шерсть авентинских овец особая, потому что они едят пасхальные цветы. Ты же знаешь, что пасхальные цветы нигде в мире больше не растут. Вот почему авентинская шерсть такого отличного качества! — сказал Сенека.
— Я по-настоящему разбогател на продаже пасхальных цветов, — сказал король Зейн, — и я не вижу надобности…
— Ты ничего не видишь, ты только видишь то что тебе надо… — перебил его Сенека. Король всплеснул руками:
— Что? Да как ты посмел со мной разговаривать в таком тоне?
— Посмел потому, что ты слишком далеко зашел в своем упрямстве, — ответил принц.
— Я не могу праздно стоять…
— Ты будешь делать все так, как я захочу. Ты еще не король. Я…
— Если начнешь вывозить авентинскую шерсть, то это будет выгодно всем в королевстве. Ты еще преумножишь свое богатство, а людям разрешишь вернуться к своим стадам. Они…
— Так это ты о людях, бедных крестьянах печешься? Сенека? Ты что, забыл, что они невежественны?
— Это ты, отец, показываешь свое невежество, — закончил Сенека.
У короля перехватило дыхание.
— Т-т-ты… никогда себя так не вел. Это… это твоя дикарка так повлияла на тебя. Это она превратила тебя…
— Она не «дикарка», и я не разрешаю тебе… — прервал его Сенека.
— Не разрешаешь мне? — король зло усмехнулся. — Что ж еще ты мне запретишь делать?
— Я рассчитывал найти хоть какие-то проблески логики у тебя, отец. Но до тебя не достучаться. И теперь я понял, что глубоко ошибался, рассчитывая на твое взаимопонимание. Я рассчитывал на то, что ты, возможно, прислушаешься к моим советам… Но все тщетно…
Глубоко вздохнув, он вынул из кармана лекарства которые приготовила Пичи.
— Дикарка, на которой я женился, желает избавить тебя от боли и страданий. Она знает, как сильно ты страдаешь. Она просила передать, что когда оно кончится, приготовит еще, — с этими словами он положил лекарства на маленький столик.
— Забери их обратно! Мне не нужны ее противные лекарства!
— Хорошо, не принимай их. Пусть они лежат на столике, а ты лежи в кровати и страдай от боли, — сказал Сенека и направился к двери.
— Сенека! — позвал король.
Сенека остановился, но не повернулся.
Король усмехнулся:
— Моя комната совсем остыла. Во дворце есть поленья. Возможно, твоя жена с манерами леди наколет дров? Скажи, что я заплачу за ее труд. И после всего, я надеюсь, она побыстрее вернется в свою «варварскую» страну. Я сомневаюсь, что Каллиста Ингер когда-нибудь прикоснется своими руками к рукоятке топора. Она будет по-настоящему выполнять свою роль принцессы Авентины!
Сенека недоумевал: откуда королю все стало известно? И впрямь у него, короля, везде есть глаза и уши.
— Ну, Сенека! Попросишь ты свою леди наколоть дров или нет?
Сенека ничего не ответил и вышел из комнаты. Вслед ему доносились раскаты хохота его отца. Единственное, что успокаивало Сенеку, так это мысль о том, что скоро приедет Виридис Элдсон.
— Сенека! — воскликнула Пичи, когда он распахнул дверь ее комнаты. — Боже! Как я ждала тебя! Я скакала, как петух на сковородке! Передал ты своему отцу лекарства?
— Да, Пичи, передал! — сказал он и закрыл дверь.
Пичи поняла, что он принял ванну и переоделся. Она сделала то же и приготовилась к интимному вечеру. Но она заметила, что настроение у Сенеки как-то переменилось.
— Что случилось с тобой, мой дорогой? — спросила она. — Что омрачило тебя.
Сенека улыбнулся и покачал головой, не желая отвечать. Это была их ночь, и незачем было сюда привносить взаимоотношения с отцом. Поэтому Сенека решил сосредоточиться на своей жене.
