Барбара Виктор - Друзья, любовники, враги
— Только поглядите на них, — сказал Рафи. — Улыбаются и делают пальцами знак победы «V»!.. Однако их все-таки вышвырнули из Ливана, и они потеряли плацдарм для своих операций.
На следующем слайде Жозетта Карами вместе с детьми гуляла в роще недалеко от виллы в Сиди Боу Сад. Старший мальчик Фахд и дочка Камила очень похожи на нее. У них лишь очень темные волосы и оливковая кожа. На отца похож только малыш Тарик, однако именно он почему-то выглядел очень напуганным. Сходство с отцом было поразительное. Особенно в профиль.
— Ни одного волоса не должно упасть с их голов, — предупредил Рафи. — Жену и детей не трогать. Столкновения с ними избегать любой ценой. Если же встреча с ними все-таки произойдет, если не будет никакого другого выхода, нужно привести их в бессознательное состояние, перекрыв сонную артерию не более, чем на тридцать секунд.
— А если верна информация Саши Белль, — спросил кто-то, — а у нас нет никаких оснований ей не доверять, и Жозетта Карами держит под подушкой пистолет?
— Тогда стрелять в ногу или в руку, — сказал Рафи. — Остальные заряды до последнего — в голову Карами. Но лучше всего заранее позаботиться о том, чтобы пистолет убрать подальше. Повторяю, — добавил Рафи, — независимо от того, как будет выглядеть Карами, все оставшиеся пули должны сидеть у него в голове. — Он повернулся к Гидеону. — Если ты сможешь устроить так, чтобы пистолет Жозетты исчез в нужный момент, и это не возбудило бы подозрений, ничего лучшего и желать нельзя.
— Троим из вас, — продолжал Рафи, указав на Иорама, Бена и Якова, — разрешаю оставить по три патрона на брата… Ронни обойдется. В его двадцать два года ему достаточно будет быстрых ног. Конечно, Гидеон будет отходить последним. Поэтому именно его задача — убедиться, что никого не осталось в живых, никого. Кроме жены и детей. А если они все-таки будут ранены, он должен вызвать скорую и оставить входную дверь раскрытой настежь… Сумасшедшие израильтяне! — пробормотал Рафи, качая головой.
Потом он переключил проектор на новый слайд. Это была Саша Белль.
Они снимали ее с самого начала. С первых телерепортажей из Рима, сразу после происшедшего. Она выглядела измученной и нервной. И беззащитаной, отметил про себя Гидеон. Они снимали ее в Париже до Гидеона и в Париже с Гидеоном. Вот та самая пробежка в Тюильри. Вот она выходит из телевизионного бюро. Выглядит энергичной, шикарной, настоящей журналисткой. И красивой, снова отметил про себя Гидеон. Вот в аэропорту с Берни Эрнандесом при посадке в самолет до Туниса. Вот прибытие в Тунис и регистрация в отеле в сопровождении двух мужчин из французской съемочной группы. Выглядит озабоченной, возбужденной и уставшей. И храброй, подумал Гидеон. А вот Саша в вечернем туалете садится в автомобиль Гидеона, а потом вылезает из автомобиля. Оба слайда фиксируют сие лишь у подъезда отеля «Георг V».
— Это и есть задание Гидеона, — объяснил Рафи, хотя все и так прекрасно это помнили. — Она — наша единственная ниточка, ведущая в дом, с тех пор как мы поняли нашу ошибку с кофейщиком. — Он что-то бегло набросал на листке бумаги. — Это значит, что мы не имеем точного представления о внутреннем устройстве дома, о расстояниях между комнатами, а также об общем количестве телохранителей и охранников. — Он взглянул на Гидеона. — Если бы ты мог получить эту информацию от нее, не возбудив подозрений. Помни, если у нее все-таки возникнут подозрения и она разоблачит тебя, то всю операцию придется отложить на неопределенное время. Другого выбора у нас нет. — Он покашлял. — Есть у кого-нибудь вопросы?
В ответ — только шуршание бумагами. Все, что мог сделать сейчас Гидеон, это попытаться совладать с самим собой, чтобы не вскочить и не сорвать экран. Он ощущал жгучую боль в желудке и с трудом дышал. Он отложил сигарету, когда Рафи установил на экране последний кадр — ее лицо. Оно заполнило собой всю комнату. Насмешливое выражение глаз. Волосы, требующие расчески. Но все-таки главное — глаза. Яркие и чистые, они смотрели прямо в объектив невидимого фотоаппарата. Ничто не удивило его в ней. Каждый сантиметр, каждая черточка ее лица и тела уже были ему знакомы.
Рафи встал и подошел к столику, на котором стоял поднос с шестью хрустальными стаканами и графином. Он медленно разлил из графина заранее припасенное бренди и только потом пригласил собравшихся взять по стакану. Все повиновались, и только Гидеон остался на месте.
— Выпьем, — сказал ему Рафи. — Давай выпьем.
— За что? — откликнулся Гидеон, медленно вставая и направляясь к двери. Взявшись за ручку, он остановился.
— За здоровье и благополучное возвращение, — начал Ронни.
— За Израиль, — сказали хором Иорам и Бен.
Гидеон молчал.
— За Голду, — благоговейно произнес Яков.
— За жизнь, — добавил Рафи.
— Вот она-то меня и пугает, — тихо сказал Гидеон и вышел из комнаты.
18
У Карами было солидное брюшко. Этого Саша никак не ожидала. Не ожидала она и плешивости, маленького роста и сутуловатости. Не ожидала клетчатой фланелевой рубашки с рукавами, завернутыми по локоть, мешковатых штанов, из заднего кармана которых торчал мятый носовой платок. Не ожидала того, как он поцелует малыша в лобик, прежде чем передать его матери, а потом чмокнет в щеку и саму мать. Не слишком вязалось с предполагаемым обликом то, каким жестом он подсмыкнул кобуру, поправил пистолет и неторопливо пошел навстречу Саше и Берни, которые дожидались у входа на виллу.
Протянув руку, Тамир Карами сначала обратился к Саше.
— Здравствуйте, Саша Белль. Добро пожаловать.
— Хау ду ю ду, мистер Карами, — непринужденно ответила она, решив про себя ни в коем случае не обнаруживать свой страх или смущение перед ним. Как, впрочем, и другие свои чувства, клокочущие в ней после драмы в Риме.
— Если не возражаете, — сказал он, — зовите меня Абу Фахт или Тамир. Евреи обычно называли моего отца мистером Карами, чтобы показать свое пренебрежение к нему. — Он повернулся к Берни. — А вы, должно быть, продюсер мистер Эрнандес.
— Зовите меня Берни. Полицейские обычно называли моего отца мистером Эрнандесом, когда приходили к нему вымогать деньги.
Храбрый малый Эрнандес, подумала Саша. Если бы только его голос не звучал так испуганно, а сам он не был так бледен со своей дрожащей нижней губой.
— У вас тут шикарный вид, — добавил Берни.
— К сожалению, это купленный вид. Мы предпочли бы любоваться нашими оливковыми рощами в Рамле.
У Карами был вполне почтенный вид. Саша ожидала чего-то другого. Уж не думала ли она, что из его рта должны вырываться языки пламени, вместо глаз будут черные кресты, а на лбу три выжженные шестерки.
