Патриция Мэтьюз - Оазис
Ноа встретил девушку у служебного входа, они поцеловались.
– Часть нашей компании собралась сейчас в солярии – те, у кого сегодня нет гостей. Наверняка они жалуются друг другу, как тяжело им тут приходится.
– Мы можем к ним присоединиться?
– Я так и знал, что ты об этом попросишь, – усмехнулся он. – Я согласен, если только они будут не против и ты дашь мне обещание вести себя как следует.
– Разумеется, обещаю.
– И никаких выпадов против Клиники? По крайней мере меня радует, что ты не взяла с собой фотоаппарат.
Сьюзен подхватила его под руку.
– Торжественно клянусь вам, сэр, что на этот раз я буду паинькой.
Когда они вошли в солярий, Рем как раз начал свой рассказ. Ноа и Сьюзен подошли поближе и стали слушать.
– Когда я стал работать в Голливуде в качестве каскадера, мы, мелкая сошка, считали, что нам повезло, если удавалось заработать по десять долларов в день. А еще больше везения требовалось, чтобы вообще получить работу. Черт побери, нам приходилось целыми сутками просиживать в студиях за проволочными ограждениями, ожидая, пока режиссеру потребуются каскадеры или статисты. Наверное, они огораживали нас проволокой потому, что хотели всегда иметь под рукой на случай необходимости. – Рем от души рассмеялся. – Но провалиться мне на этом месте, если даже в таких условиях мы не зарабатывали больше, чем на ранчо. Многие продюсеры платили за падение с лошади куда более крупные деньги, чем те, которые мы получали, стараясь как можно лучше удержаться в седле, погоняя скот. Мы представляли собой своего рода касту, со своей системой рангов. О нас судили по тому, как мы ездили верхом, насколько стойкими были к выпивке и как часто пускали в ход кулаки. По вечерам мы играли в покер в одном местечке под названием «Уотерхоул», пили там текилу и мескаль[9] и так загибали полы наших шляп, что люди сведущие сразу понимали, из каких мы мест.
Рем оглядел своих слушателей, довольный их вниманием, и продолжал:
– В некоторых отношениях работа каскадера оказалась труднее и, бесспорно, куда опаснее той, что нам приходилось выполнять у себя дома. Например, управлять шестеркой лошадей, впряженных в дилижанс, было ничуть не легче, чем месить грязь на дорогах Монтаны или любого другого места на Диком Западе. К тому времени как я пришел в кино, большинство трюков были уже изобретены и только совершенствовались. Производство вестернов тогда находилось в самом расцвете. Пару этих трюков я помню очень хорошо, и они были смертельно опасны как для всадника, так и для лошади. Один из них назывался «вилка на скаку». К передним копытам лошади с обеих сторон была примотана проволока, концы ее прикреплялись к кольцу, которое всадник держал в одной руке. Разумеется, ни одно из этих приспособлений в камеру не попадало. От каскадера требовалось на полном скаку выдернуть ноги из стремян и потянуть за кольцо, отчего лошадь спотыкалась, а каскадер вылетал из седла.
Рем усмехнулся.
– Во время этого трюка многие ломали себе кости. Одна из его разновидностей называется «вилка на месте», или «падающий покойник». Трюк подготавливался с помощью тонкой проволоки около ста ярдов в длину, которая крепилась к вкопанному в землю шесту. Наездника выбрасывало из седла без всякого предупреждения, когда лошадь падала, натянув до предела свою проволочную привязь.
– Бедные лошади! – произнесла Сьюзен с состраданием. – Наверное, им тоже приходилось нелегко?
Рем обернулся к ней:
– Само собой разумеется, мэм. У нас на съемочной площадке всегда были наготове одно-два заряженных ружья. Вы, наверное, слышали, что ковбои пристреливают лошадь, если она ломает себе ногу? Это чистая правда. На съемках любого вестерна обычно погибало много лошадей. В те времена еще не существовало никаких обществ по защите животных от жестокого обращения. Каскадерам было не по вкусу, когда лошадей пристреливали, и потому они делали все от них зависящее, чтобы сохранить животных, в особенности заслуженные ветераны вроде Якимы Канутта.
– Якима Канутт был живой легендой, не правда ли? – спросила Лейси.
– Да, мэм, он был лучшим из всех. Ему принадлежит не меньшая заслуга в успехе первых вестернов, чем знаменитым кинозвездам, таким как Джон Уэйн и Джон Форд. Я несколько раз работал с ним, и он полностью оправдывал свою репутацию. Все дело в том, что у него имелся немалый жизненный опыт по этой части. Он родился и вырос на ранчо и был одним из лучших укротителей необъезженных мустангов за все времена. Он стал одной из первых звезд родео, когда родео только-только начали входить в моду. Якима играл главные роли в немых вестернах, о чем многие люди даже не подозревают. Он снялся и в нескольких звуковых фильмах, но обычно ему доставались роли негодяев, а главных героев этих картин он дублировал в трюковых эпизодах. Наверное, вы не забыли знаменитую сцену из фильма Спилберга «Искатели потерянного ковчега», где старина Индиана Джонс довольно долго едет под грузовиком, цепляясь за ось? Считается, что это один из самых сложных трюков, когда-либо осуществленных. А изобрел его Якима, но только прежде вместо грузовика был дилижанс.
– Поразительно! – воскликнула Сьюзен.
– А помните Джона Уэйна с его прославленной походкой вразвалку? Якима двигался точно так же. Уэйн подражал ему, и эта походка сделала его знаменитым. Эти двое встретились, когда Джон снимал второсортные вестерны, и они стали близкими друзьями на всю жизнь.
– Я где-то читал, что очень многие звезды вестернов начинали свою карьеру каскадерами, – заметил Джеффри.
– Да, конечно, но некоторым из них пришлось усовершенствовать свое искусство, когда они стали получать ведущие роли. Я помню рассказы об одном из таких каскадеров – о Чарльзе Фредерике Гебхарте. Он стал звездой компании «Фокс филмз»[10] в тысяча девятьсот девятнадцатом году, но его заставили сменить имя, и он стал Баком Джонсом. Мне не довелось знать Бака лично – он погиб при пожаре на Коукнат-Гроув в Бостоне в тысяча девятьсот сорок втором году. К тому времени, когда он появился на экране, престиж актера в ковбойских фильмах заметно повысился. Я слышал о правилах, которые установили для Бака люди из «Фокс филмз». Он должен был всегда быть аккуратно причесан, за исключением тех сцен, где ему приходилось драться. Ему приходилось стричь и укладывать волосы раз в неделю. Зубы требовалось не только тщательно чистить, но и полировать, для чего ему раз в месяц нужно было посещать пользовавшегося хорошей репутацией дантиста. И его попросили улыбаться как можно шире, чтобы зубы были лучше видны. Ему также приказали тщательно следить за ногтями, чтобы они всегда были чистыми и не слишком коротко подстриженными. Кроме того, требовалось всегда быть идеально одетым на публике, не говоря уже о том, что его моральный облик должен был оставаться безупречным. Никаких шатаний по барам или по девочкам.
– Мало похоже на героев так называемых «взрослых» вестернов, которые вышли в свет в шестидесятых и семидесятых годах, – заметил Стоддард.
Рем усмехнулся:
– О, к тому времени, когда Джин Отри появился на экране, образ героя вестерна был до крайности идеализированным. Настоящий ковбой не мог поступить бесчестно даже с врагом, никогда не брал назад свое слово, никогда не поднимал руку на женщин или детей, стариков или животных; помогал всем, кто попал в беду, уважал своих родителей и закон – короче говоря, был чист в мыслях, словах и поступках и, разумеется, не пил, не курил и не… – Рем рассмеялся. – Дьявольщина, это же ясно само собой. Никогда он не потреблял наркотики ни в каком виде.
Стоддард снова вступил в их разговор:
– Я не большой любитель кино, однако, как и большинство из вас, прочел немало книг по американской истории… Если бы первопроходцы Дикого Запада в те давние дни следовали этому своду правил, то его колонизация не продвинулась бы дальше реки Миссисипи.
Рем кивнул:
– Это правда, но, с другой стороны, вполне возможно, что именно более свободная мораль звезд так называемых «взрослых» вестернов в немалой степени способствовала падению популярности этого жанра.
Рем вздохнул и погрузился в молчание, глядя куда-то вдаль с меланхолическим выражением лица.
Ноа воспользовался коротким перерывом в беседе:
– Я бы хотел представить вам мою знакомую, Сьюзен Ченнинг.
Он познакомил девушку со своими пациентами. Рем снова оживился.
– Ваша подружка, док? – спросил он с лукавым блеском в глазах. – Поскольку вы оказываетесь где-нибудь поблизости почти каждую минуту дня или ночи, меня удивляет, откуда у вас берется время. Это делает вас более человечным в моих глазах.
– Он человек, мистер Ремингтон, всего лишь человек, – отозвалась Сьюзен, занимая свободное кресло рядом с ним.
– Называйте меня просто Ремом, моя прелесть. «Ремингтон» звучит слишком похоже на револьверный выстрел. Вообще-то, – тут на его обветренном лице появилась улыбка, – эту фамилию придумал для меня мой агент, позаимствовав ее от старого револьвера марки «ремингтон» сорок четвертого калибра. А в действительности меня зовут Клайд Пакетт. Как бы, по-вашему, это имя смотрелось на киноафише?
