Сьюзен Андерсон - Танец теней
— Нельзя же всю ночь лежать на полу. Разрешите, я доведу вас до постели.
— Ладно, попытаюсь, — сказал он обреченно, понимая, что если он не согласится, она может вообще уйти, а ему этого совсем не хотелось. И все же его продолжала изводить мысль о том, что своей беспомощностью он роняет себя в ее глазах.
Навалившись всей тяжестью своего тела на плечи Аманды, Тристан с трудом сделал несколько шагов до кровати. Но усилие оказалось слишком мучительным, и уже лежа под одеялом он почувствовал, что озноб усилился, а боль впивается все глубже в мозг.
— О, проклятье! Башка вот-вот взорвется, — простонал он сквозь стиснутые зубы.
Вот, выпейте, — ее холодные пальцы осторожно приподняли его голову и поднесли ко рту три таблетки аспирина. Когда он жадно проглотил их, запив стаканом воды, она, секунду поколебавшись, решительно заявила:
Давайте я попробую вам помочь. Присядьте на минутку.
О Боже, Аманда, вы не знаете, чего просите, — сказал он, но все же послушно приподнялся на одном локте.
Аманда обняла его за плечи, помогая приподняться. Потом она легла рядом с ним в кровать и прижала его голову к своей груди.
— Я часто делала так Тедди, — сказала она, как бы оправдываясь.
Опять этот Тедди, — подумал Тристан и уже хотел сказать что-то вслух по этому поводу, но в последний момент буквально прикусил язык. Если она обидится и уйдет, то он лишится тепла ее божественно прекрасного тела, которое так благотворно действует на него. Наконец-то он начал согреваться, закрыл глаза и глубоко вздохнул.
Никогда в жизни он не испытывал ничего подобного. Он не помнил матери, но иногда представлял, что, должно быть, мать делает то же самое. Аманда шептала какие-то тихие успокаивающие слова, а ее пальцы нежно массировали его голову, затылок, шею, плечи, так, что он невольно почувствовал себя младенцем, о котором заботятся и которого жалеют. Дикая головная боль стала ослабевать, и Тристан провалился в глубокий сон.
Минут через двадцать после того, как Аманда убедилась, что он заснул, она наконец решилась выбраться из его постели.
Но когда она уже села на кровати, сильная рука обхватила ее за талию. Он пробормотал ее имя и, прежде чем она смогла разгадать его намерение, навалился на нее. Аманде снова пришлось лечь рядом.
— О, Господи, милая моя, — произнес Тристан как будто во сне, но его рука нежно стала гладить ее бедра.
Какой смысл убеждать себя в том, что этот мужчина ее не волнует. Он может сколько угодно казаться ей грубым и холодным, но когда он прикасается к ней, она чувствует, что по ее телу пробегает сладостный трепет и она становится податливой, как расплавленный огнем воск.
Если бы она могла послушаться голоса разума, она бы немедленно встала и ушла.
Но она прекрасно понимала, что голос разума вопиет напрасно, потому что она никуда не уйдет, потому что она хочет остаться в одной постели с ним! К тому же ей так и не удалось поговорить с ним об этих серьезных звонках. Если она сейчас уйдет, ей, быть может, не удастся поймать его утром. Впрочем, к чему эти оправдания! Ей хорошо с ним рядом, и поэтому она никуда не уйдет из его постели. Ей действительно давно не было так хорошо.
* * *На следующее утро Тристана разбудили необычные для его квартиры звуки. Он машинально потянулся за пистолетом, но не нашел его на обычном месте на столике у кровати. Но неожиданно обрывки воспоминаний о событиях прошедшей ночи стали просачиваться в его сознание. Да, его вчера свалил с ног приступ немыслимой головной боли. Какие-то ее следы еще и сейчас чувствовались в висках, но, взглянув на окно с распахнутыми занавесками, он окончательно убедился, что мигрень прошла.
Дверь в комнату внезапно распахнулась, и Тристан осторожно повернул голову. К нему радостно бросился Эйс и тут же прыгнул на кровать, повизгивая от восторга. Тристан стал ласково теребить щенка за холку, и вдруг в комнату вошла Аманда с подносом.
— Вы проснулись? — прошептала она, подходя к кровати и ставя поднос на столик. Потом она нагнулась и потрогала его лоб. — Как вы себя чувствуете? — Вдруг она смутилась и отдернула руку, явно не зная, как себя теперь вести с ним.
Ошеломленный Тристан молча пялился на ее белокурые волосы и тщательно вымытое, лишенное всякой косметики лицо. На ней был именно тот наряд, в котором она предстала перед ним во сне: бананового цвета халат с черной каймой. А может, она действительно провела здесь всю ночь?
— Я уже в порядке, — с трудом вымолвил он.
— Отлично, а как голова?
— Лучше.
«Что с ним происходит? Он смотрит на нее так, будто видит в первый раз».
— Хотите позавтракать? Тристан поглядел на поднос. Стакан апельсинового сока, два тоста и вареное яйцо на блюдечке.
«Неужели именно так ведет себя любящая жена, когда муж вдруг заболевает?» Он заглянул в ее широко открытые фиалковые глаза с темными густыми ресницами и вдруг, неожиданно для самого себя, брякнул:
— Кто, черт возьми, этот Тедди? Сказав это, он тут же пожалел о враждебности, прозвучавшей в его голосе.
Аманда резко выпрямилась. Чем это он так недоволен? Может быть, ей давно следовало бы освободить его от своего присутствия?..
— Тедди была моей сестрой, — четко выговорила она. Что ж, в конце концов, не ее вина, что она не понимает тех правил, которых он хочет придерживаться. У нее нет опыта общения с такими мужчинами, как он. Она никогда еще не играла роль сиделки при столь капризном и раздражительном больном.
Тристан остановил руку почти у рта и недоуменно уставился на нее.
— Твоя сестра? Разве Тедди женское имя? Кто бы мог подумать! — Он грустно усмехнулся.
Аманда уже совсем собралась уходить, когда его лицо осветила лучезарная улыбка. Что за магия? Какая обаятельная улыбка появляется иногда на этом вечно озабоченном и строгом лице. Обидно, что он так редко улыбается вот так, как сейчас. Вот и сейчас под ее взглядом он вновь стал серьезным.
— Ты сказала, что она была твоей сестрой. Почему была?
— Тедди умерла.
— Ох, какой я все же грубиян. Прости меня, Аманда. Как же это случилось?
Тут он увидел, как ее веки дрогнули и понял, что не стоило задавать этот вопрос. Хотя ему так важно знать обо всем, что так или иначе ее касается!.. Но она опередила его и спросила, есть ли у него братья и сестры. У Тристана моментально сработала система защитной блокировки.
— Нет, — ответил он кратко. Затем нехотя добавил. — Я вырос в приюте. — Не желая уловить жалость в ее глазах, он сосредоточился на своем завтраке. Он никогда не любил, когда его жалели, тем более не хотел, чтобы его жалела она. Затем, отодвинув поднос в сторону, он откинул одеяло и приготовился встать.