Любовь Тумановская - Allegro в четыре руки. Книга вторая
Кроме того, чтобы не объясняться с Дёминым, я написала ему записку, в которой сообщила о своём неотложном отъезде из-за очень важного для меня дела, обещая всё рассказать, когда вернусь. Я извинилась за то, что не попрощалась с ним, оправдавшись тем, что дело не терпит отлагательства, и высказав предположения, что он не захотел бы меня отпускать. Именно поэтому я так и поступила. Ко всему этому, я уточнила, что дело касается нашей свадьбы, а именно приятного сюрприза, который должен пока оставаться
в секрете. Мне, к сожалению, пришлось соврать, чтобы Алексей не полетел следом за мной — ведь он запросто мог это сделать.
Передав записку Лин, я простилась с ней и, даже не взяв с собой никаких вещей, кроме небольшой женской сумочки, в которую положила документы, деньги и косметичку, я села в такси и уехала в аэропорт. Мне пришлось сказать горничной, что господин Дёмин знает о моём отъезде.
Я прибыла в Берлин поздно вечером, сняла номер в гостинице, переночевала там, а на следующее утро отправилась в офис господина Майера. Мне пришлось ждать почти час, пока у него закончится совещание. Когда совещание, наконец, закончилось, он вышел в приёмную отдать своему секретарю какие-то документы и увидел меня.
— К вам госпожа Немцова, — сообщила ему секретарь.
— Я вижу… — неопределенно взглянул он на меня. — Однако мисс Виктория больше не является госпожой Немцовой… Я прав?
Я промолчала. Меня возмутило, что он вмешивается в мою личную жизнь.
Не дождавшись ответа, Майер пригласил меня зайти в его кабинет.
— Я знал, что однажды вы ко мне придёте, Виктория… — сказал он, присаживаясь в большое кожаное кресло. — Всё тайное рано или поздно становится явным, это закон жизни!
— Простите, но я не понимаю о чём вы, господин Майер, — ответила я. — Я пришла узнать у вас, как мне найти Линду?
— А зачем она вам понадобилась? Мало вам того, что вы с ней сделали? — бросил он мне в лицо, шокируя меня своими словами.
— О чём вы говорите? Разве я причинила вашей дочери хоть какое-нибудь зло? Может, вы забыли, но это она путалась с моим мужем!.. — возмутилась я.
— Ни с кем она не путалась! Я запрещаю вам так говорить о моей дочери! — эмоционально воскликнул он. — Вы с господином Дёминым сломали ей жизнь! Моя бедная девочка замкнулась в себе, стала отшельницей, ни с кем не общается и потеряла веру в будущее, в её-то годы! А всё по вашей вине!
— Вы понимаете, в чём меня обвиняете? И причём здесь господин Дёмин?
— Похоже, вы, Виктория, ещё не прозрели. Видимо, вам нравится оставаться слепой…
— Что ж, просветите меня, коль вы владеете информацией! — обратилась я к нему.
— У меня нет ни малейшего желания это делать. Слишком поздно… — вздохнул Майер, — По вашей вине моя дочь из жизнерадостной девушки превратилась в бесцельно блуждающую тень. Кроме того, я потерял лучшего архитектора, которого только знал, и теперь он гниёт на кладбище… тоже не без вашего участия! Как вы думаете, после всего этого мне хочется разговаривать с вами???
— Вы вините меня в смерти Глеба?.. — едва сумела выговорить я. То, что сказал этот человек, ударило мне в голову как молния. Я вдруг потеряла равновесие и медленно присела в кресло.
— Вам плохо, Виктория? — испугался Майер и велел секретарю срочно принести стакан воды.
Когда я немного пришла в себя, он посоветовал мне, чтобы я оставила всё, как есть, и не предпринимала никаких действий, ведь ничего уже не исправить и Глеба уже не вернуть…
— Езжайте домой, Виктория! Всё равно я не дам вам адреса Линды: не нужно снова её травмировать! — сказал Майер мне на прощание. — Коль две жизни уже покалечены, может, хотя бы вы останетесь счастливой…
После этого он даже вызвал для меня машину и дал шофёру указание отвезти меня туда, куда я скажу.
Встреча с Майером обернулась для меня сильным ударом. Теперь я была уверенна на все сто процентов, что во всём этом замешан Алексей, и от этого у меня на душе скреблись кошки. Оставалось только узнать в деталях, как всё было.
В тот день я все-таки выяснила, где живёт Линда. Мне помогли узнать её адрес бывшие коллеги Глеба, с которыми я в своё время поддерживала дружеские отношения. Я сразу же поехала к ней.
Она проживала в малолюдном пригороде Берлина в небольшом доме. Это совсем не было похоже на неё.
Прибыв на место, я постучала в массивную деревянную дверь, рядом с которой даже не было звонка.
— Ты?.. — открыла мне дверь непричёсанная, неухоженная женщина в сером бесформенном одеянии, очень отдалённо напоминавшая Линду. — Уходи! Я не хочу тебя видеть!
— Линда, постой! — не дала я ей закрыть дверь перед носом у меня. — Пожалуйста, поговори со мной! Это для меня очень важно…
— Зачем мне это нужно? — буркнула она.
— Потому что мне плохо… Плохо так же, как и тебе… Я совершенно запуталась! — едва не расплакалась я. — Я умоляю тебя, удели мне минутку. Мне очень нужно узнать правду…
— Правда тебе не понравится! Она разрушит твою жизнь и ты, чего доброго, превратишься в мое подобие. Ты уверена, что хочешь узнать её?
— Да! Уверена! — решительно произнесла я.
— Ну, хорошо. Тогда проходи. Только потом не говори, что я тебя не предупреждала. Мы прошли в небольшую комнату, заставленную старой мебелью. Здесь было
довольно темно, окна были занавешены тяжелыми болотно-зелёными шторами. Я присела на старое, выцветшее кресло и обратилась к Линде.
— Я разговаривала с твоим отцом, — начала я. — Он столько всего мне наговорил! Обвинил меня в том, что произошло с тобой и в смерти Глеба… Его слова буквально убили меня…
— Не отчаивайся так! Я уже давно мертва… и ничего, — криво улыбнулась моя собеседница.
— Я хочу знать, что случилось на самом деле? В чём моя вина?
— Твоя вина лишь в том, что ты по уши влюблена… Больше, наверное, ты ни в чём не виновата, хотя это как посмотреть… — ответила Линда. — В этом мы с тобой схожи. Более того, мы даже любим одного и того же человека…
— Что это значит? — вопросительно посмотрела я на неё.
— Это значит, что я так же, как и ты, люблю Алексея Дёмина, только, в отличие от меня, твоя любовь взаимна. Ради тебя он пошёл на всё! Что ж, признаться, я тебе завидую!
— Что ты такое говоришь? — нахмурилась я.
— Правду, милая, правду! Ты ведь хотела узнать правду, вот и слушай! — ответила она.
— Мы с Глебом никогда не были любовниками. Я всегда испытывала к нему только уважение, ничего более, равно как и он ко мне. А тебя Глеб любил. Как и Дёмин… Тебя любили оба, — а меня никто…
Я замерла. Её насмешливо-отчаянный тон губительно действовал на мою и без того травмированную психику. Тем временем она продолжала говорить.