Диана Машкова - Дочки-матери
– Мама! – услышала она тихий голос Саши. – Что ты там прячешься? Заходи.
Инна вошла. Задыхаясь от волнения, приблизилась к кровати, на которой сидела Саша, скрестив по-турецки ноги.
– Можно? – робко спросила мать.
– Конечно! – дочь подвинулась.
– Как ты? – спросила Инна и опустилась рядом, осторожно заглядывая ребенку в глаза.
– Все норм.
– Сашенька, – Инна взяла дочку за руку, потом отпустила ее. Схватилась за край покрывала, начала его теребить.
– Да что с тобой? – не выдержал ребенок.
– Мне очень стыдно! – произнесла Инна, пряча глаза, и почувствовала, что перешла Рубикон: назад пути нет. – Если бы люди от стыда умирали, я давно была бы покойницей.
Саша посмотрела на мать с изумлением, и этой короткой заминки оказалось достаточно для того, чтобы решиться: волнуясь, срываясь на каждом слове и сжимая до боли переплетенные пальцы, Инна заговорила. Она рассказывала все, с самого начала – с того счастливого дня, когда повстречала Конунга, и до конца – смерти Елены Андреевны и рождения Саши. Она призналась в самом страшном своем грехе и не остановилась, даже когда Саша закрыла руками лицо, сгорая от стыда за свою сумасшедшую мать, а потом вскочила с кровати и встала к Инне спиной, глядя в окно.
Инна рассказала о письмах. О том, что Павел давно просил о встрече с дочерью, но она не позволяла: боялась, что Сашенька полюбит отца, который никогда не будет жить с ними. И дочь станет метаться меж двух огней, начнет оставлять Инну одну, забудет о матери…
Когда слова иссякли и добавить к ним было нечего, Инна сжалась в комок, предвидя реакцию дочери. Сейчас начнется крик, будет самая страшная в их жизни истерика. Разве можно рассказывать ребенку о таких вещах?! Она только что разрушила до основания мир, в котором жила ее дочь, исказила все, что раньше казалось понятным и правильным!
Саша напряженно молчала. Ее плечи то поднимались, то опускались от прерывистого шумного дыхания, словно она вот-вот готова была взорваться. И не было ничего страшнее этой паузы в ожидании приговора, после которого, возможно, Инне уже незачем будет жить.
– Мама, – не оборачиваясь, едва слышно произнесла, наконец, Саша, – не бойся! Я все равно тебя люблю.
Не выдержав, Инна уронила лицо в ладони и разрыдалась. Она не могла остановиться: все вздрагивала и вздрагивала. Со слезами сердце оставляла невыносимая тяжесть, с которой она жила все эти годы. Сашенька села рядом с мамой и положила теплую ладошку на исхудавшее плечо.
– Не плачь, – прошептала девочка, – самые большие несчастья порождают самые большие счастья.
Инна вдохнула глубоко и задержала дыхание, пытаясь унять слезы. Не скоро, но ей это удалось: она сумела заговорить.
– Кто тебе сказал?
– Не мне, а тебе, – Сашенька улыбнулась, – твой Лютанс.
– Правда? – Инна, как маленькая, вытерла щеки тыльной стороной ладони. – А я и забыла. Спасибо.
Они еще долго сидели на Сашиной кровати рядом, обнявшись в четыре руки и укачивая друг друга. Инне было так спокойно и хорошо, что она впервые за долгое время не думала ни о чем: наслаждалась драгоценными мгновениями и близостью Саши.
– Мам, – позвала девочка, – откровенность за откровенность.
От этих слов и той интонации, с которой Саша их произнесла, сердце Инны упало в пятки. Она перестала дышать, замерев в ожидании самого страшного.
– Это я утащила у тебя мобильный телефон, – Саша виновато посмотрела на маму, – и сделала так, чтобы вы с Игорем не встречались. Чтобы ты любила только меня.
– Маленькая моя! – Инна, вздохнув с облегчением, прижала дочку к груди.
– А вообще, он нормальный, – Саша улыбнулась, – от «мерседесника» меня спас. Хотя эгоист, конечно, страшный. Но это у него детство просто было тяжелое.
– Какое еще детство? – удивилась Инна.
– Ну, ты даешь! – Саша хмыкнула. – В постель с человеком ложишься, а кто он и что, не знаешь?
– Саша!!!
– Прости-прости, – извинительным тоном проворковала дочь и сообщила безо всякого перехода: – А мне мальчик один понравился. Наверное, я влюбилась!
– Господи, Сашенька, – испуганно пролепетала Инна, – где ты успела с ним познакомиться?
– Это Ваня, сын Игоря, – Саша опустила глаза. – Прикольный такой! У него все хорошие: папа хороший, мама хорошая. Только, говорит, они не понимают друг друга.
– У тебя папа тоже очень хороший!
– И мама, – задумчиво добавила Саша, а потом хитро прищурилась, – ты же добрая? Да?
– Саша, – Инна улыбнулась, – в чем дело?
– Давай Ритке с Филом поможем, а? Пусть у нас поживут.
– А в чем дело? – Инна не понимала.
– У обоих родители как с цепи сорвались, – девочка тяжело вздохнула, – выгоняют из дома. Говорят: или аборт, или вы нам больше не дети. Но так же нельзя!
– Конечно, нельзя, Сашенька, – Инна замерла, – а Рита… ты хочешь сказать?
– Да! Забеременела, на свою голову! – Саша нахмурила брови. – Как ты: по большой любви и без ведома будущего отца.
Инна молчала, пытаясь сообразить, как она должна действовать в этой ситуации. Поговорить с родителями ребят? Объяснить им, что нельзя отказываться от собственных детей – ничего дороже в их жизни не было и никогда не будет.
– Я Ритке с Филом комнату свою отдам, – Саша опередила Инну с решением, – а мы в твоей пока поживем. Да?
– Да, Сашенька! – Инна смахнула со щеки слезу: какая же замечательная у нее выросла дочь!
– И Игорю надо помочь, – Саша деловито, по-взрослому, вздохнула, – позвони тете Любе, она расскажет, что надо делать. Там какая-то дурацкая экспертиза нужна. Ты скажи, я согласна!
Эпилог
Осень в Москве выдалась не на шутку холодной. Инна успела сто раз пожалеть о том, что выбрала нарядное, но слишком тонкое платье. Сашенька оказалась куда умнее – надела серый свитер и джинсы. Сказала, что ей нет дела до всех этих камер, фоторепортеров и прочих глупостей. Если мама попросила быть на презентации, она придет. Но и только.
Дверь в галерею Игоря постоянно хлопала, впуская новых и новых гостей заодно с ледяным ветром. Инна отошла подальше от входа – с прошлой зимы не выносила холода и сквозняков.
– Начнем? – Игорь подошел к ней, когда в галерее уже было яблоку негде упасть.
– Давай, – она пожала плечами.
Инна неторопливо подошла к огромному столу, на котором лежала ее первая книга с огнедышащим драконом на блестящей обложке. «Предсказание Эльзы». Люба успела шепнуть, что роман продается отлично, но Маковецкая не питала на этот счет особых иллюзий: если бы не гениальность Марика, который превращал в деньги любые переговоры, ее бы, наверное, так и не издали. Только после вмешательства агента Игоря все удивительным образом изменилось, и главный редактор издательства дал Любе «добро» на новый проект.
