Ребекка Донован - Что, если... (ЛП)

– Найэль, не…, – вырывается у меня из груди, когда она открывает рот, затаив дыхание.

Найэль переводит взгляд на меня. Она удивленно моргает, затем медленно опускается на кровать, держа лист так, как будто он может просочиться сквозь ее пальцы. Он дрожит у нее в руках, когда она внимательно рассматривает его. Между бровей появился глубокий след сомнения, словно она не знает, что думать и как реагировать.

Вздыхая, она нежно гладит воспоминание о нашем детстве. Я смотрю, как кончики ее пальцев касаются девочки с белокурыми волосами, играющей на гитаре под деревом, и девочки с голубой лентой в волосах с мальчиком в темных очках, сидящих в домике на дереве, держась за руки. Затем ее дрожащая рука задерживается над Ришель, собирающей цветы в поле.

Когда она поднимает голову, меня поражает боль, которой наполнены ее глаза. Я никогда не видел, чтобы кто-то так страдал, и не знаю, как защитить ее от этого. Мне хочется вырвать рисунок из ее рук и порвать на клочки, попытаться остановить то, что разрушает ее изнутри.

– Почему ты хранишь это? – спрашивает она шепотом и снова смотрит на рисунок, который она нарисовала для меня много лет назад.

– Я не знаю, – отвечаю я тихо.

– Мы впервые поссорились из-за этого рисунка, – бормочет она. В ее голосе звучит страдание. Она поднимает письмо, которое Ришель написала мне перед тем, как уехать.

Найэль закрывает глаза и качает головой. У нее измученное выражение лица, и дрожат губы. Это ранит ее сильнее, чем я мог предвидеть. И я хочу это остановить.

– Николь? – тихо говорю я ее имя. Она сидит с закрытыми глазами, не реагируя.

Когда она снова открывает глаза, на ее лице нет и следа от эмоций, с которыми она только что пыталась справиться. Боль и смущение, которые овладели ей минуту назад, снова были спрятаны за маской. Я слишком потрясен таким преображением, что не могу говорить. Как будто Николь была здесь всего минуту назад, а теперь она исчезла.

В ее кармане раздается жужжание. Она достает маленький черный телефон. – Элейн приехала.

Найэль спокойно и без каких-либо эмоций кладет рисунок и письмо на кровать. Она направляется к двери, но я встаю перед ней. Она отказывается смотреть на меня.

– Не уезжай.

– Я должна, – говорит она шепотом, обходя вокруг меня. В панике я иду за ней в гостиную. Если сейчас она уйдет, то я ее потеряю.

Она берет куртку, закидывает рюкзак на плечо и катит чемодан к двери.

– Николь!

Она поворачивается, оставив дверь открытой, и смотрит на меня ледяным взглядом. – Я не она. Больше не она.

Оцепенев и не в силах произнести ни слова, я стою посреди комнаты и смотрю, как закрывается дверь. Страх заставляет меня кинуться к двери. Но, схватив дверную ручку, я останавливаюсь не в состоянии повернуть ее. Я прислоняюсь лбом к двери, позволив ей уйти.

РИШЕЛЬ

Май – Восьмой класс

– Так чем ты собираешься заниматься этим летом? – спрашиваю я Николь, когда она садится на край моей кровати, листая журнал. Она ночевала сегодня у меня. С тех пор как я переехала в Сан-Франциско, Николь приезжает ко мне в последний уикенд каждого месяца. Ее мама отправляет ее к нам на поезде. Иногда Николь удается уговорить свою маму навестить меня больше одного раза в месяц. Но это бывает очень редко.

– Я не знаю, – она пожимает плечами, не поднимая глаз.

– Ты все еще дружишь с теми девочками? – спрашиваю я сонно, натягивая одеяло на колени. Мы мало спали сегодня ночью. Когда Николь приезжает, мы обычно не досыпаем. И не важно, сколько раз нам велят ложиться спать.

– На самом деле они мне не подруги, – говорит она. – Ты же знаешь.

– Знаю, – говорю я. Кажется, сегодня она спокойнее, чем обычно. Возможно, это как-то связано с ее отцом. – Ты не обязана тусоваться с ними, если не хочешь этого.

– Это делает мою маму счастливой, – говорит она тихо. – Она хотела, чтобы я дружила с ними с тех пор, как мы переехали туда, потому что мой папа работает на отца одной из девочек. И ей нравится приглашать в гости их матерей. Они вместе состоят в родительском комитете… Но мне все равно.

Нет. Это из-за Кэла и Рей.

– Николь, – говорю я, заставляя ее взглянуть на меня. – Ты ведь знаешь, что можешь общаться с ними. С Кэлом и Рей. Тебе просто нельзя им все рассказывать.

– Я не могу дружить с ними, – с грустью говорит она.

– Он спрашивает о тебе, когда я говорю с ним. - Это еще сильнее расстраивает ее. Мне жаль, что они перестали дружить. Этого не должно было случиться.

Николь улыбается, чтобы я перестала грустить, но я знаю, что она притворяется. – Все хорошо. Клянусь. Это же не навсегда, верно?

– Верно, – соглашаюсь я. И тут мне в голову приходит идея, от чего на моем лице появляется довольная улыбка. – Хочешь заняться кое-чем?

Николь медленно кивает, не говоря ни слова.

– Хочешь отрезать мои волосы? Как Бритни Спирс, когда она совсем слетела с катушек. Ну, может, не так коротко. Потом мы можем покрасить их в голубой цвет. Рей взбесится, если узнает, что она не сделала это первая.

– Ты хочешь, чтобы я постригла тебя очень коротко? – спрашивает Николь так, словно не может поверить, что я действительно предлагаю такое. Я знаю, что это развеселит ее. А мне нравится, когда она смеется.

– Да! Это всего лишь волосы. И они будут такие клевые, когда мы все сделаем, – говорю ей я в восторге от идеи. – Возьми машинку для стрижки волос моего папы в шкафу в коридоре. Только смотри, чтобы мама не увидела тебя.

Глава 15

- Почему грузовик перед домом Нельсонов? – спрашиваю я свою маму, поглощая завтрак и наблюдая за мужчиной, который грузит обвернутую мебель в кузов грузовика.

Мама выглядывает из окна. Сначала она мне не отвечает. – О, Кэл. Мне так жаль. Рик, должно быть, получил работу в Сан-Франциско. Интересно, почему же Диана не позвонила мне, чтобы сообщить об этом.

- Что?! – восклицаю я. Встав из-за стола, я выхожу из парадной двери прежде, чем моя мама сможет отругать меня за то, что не поставил свою миску в посудомоечную машину. Я бегу к дому Ришель.

Я практически уже зашел через парадную дверь, когда слышу:

-Чем могу тебе помочь, Кэл?

Я оборачиваюсь к грузовику и вижу отца Ришель.

- Здравствуйте, мистер Нельсон. А Ришель поблизости? – спрашиваю я, мое сердце выпрыгивает, и вовсе не потому, что я так быстро бежал, чтобы оказаться здесь.