Свирепый - Дж. Б. Солсбери

Мой план работает как по маслу. Я придвигаюсь ближе к Ванессе, и она листает свой телефон, показывая мне фотографии Хейван в младенчестве, в детстве и в юности. Она рассказывает мне истории о многих первых разах Хейван, и радость, которую приносят эти истории, заставляет меня пожалеть, что меня там тоже не было. Но еще лучше наблюдать за тем, как Ванесса переживает эти события заново. Хотелось бы только, чтобы каждая фотография и каждая история не были связаны с тем дровосеком, похищающим семью, от которого они обе так без ума.

Наша беседа остается непринужденной. Еда исключительная, и когда убирается последняя пустая тарелка, мы оба наслаждаемся красным вином и французским маслом.

— Не могу дождаться, когда влезу в пижаму.

Я встаю и отодвигаю её стул.

— Мне нравится, когда ты говоришь непристойности.

Она поднимает на меня глаза.

— Мы еще не получили счет.

— О нем позаботились.

— Как?

— У меня открытый счет.

Она бросает салфетку на стол и встает.

— Как часто ты сюда приходишь?

— Очень часто. — Я предлагаю ей свой локоть. — А теперь идем. Мне нужно отвезти мою спутницу домой и одеть ее в пижаму.

Она берет меня под руку, закатывая глаза.

— Это не свидание.

— Отлично, моей спутнице-не-на-свидании нужна пижама.

Мы проходим через ресторан и мимо столика Митчелла и Элли. Она смотрит на меня с улыбкой, и почти ожидаю, что она покажет мне большой палец вверх. Может, она так и сделала. Я не знаю. Не хочу, чтобы Несс поймала меня на том, что я смотрю на нее.

Я говорю «пожалуйста» и «спасибо» парковщику, зная, что Ванесса слушает, и по дороге домой она нажимает все кнопки на радио, потом останавливается на старой рок-станции и делает погромче. Покачивает головой и подпевает, а я вспоминаю, как свободно Несс всегда могла быть собой — громко петь, высказывать свое мнение, отстаивать то, что правильно.

Только когда мы поднимаемся в частном лифте ко мне домой, вокруг нас сгущается напряжение. Ожидание смешивается с нервами, и она отказывается смотреть мне в глаза.

Как только лифт открывается, Ванесса убегает в свою комнату.

— Встретимся на кухне, чтобы выпить на ночь?

— Эм... хорошо. Я только переоденусь. — Она колеблется. Это очевидно. Колеблется ли Несс потому, что не хочет меня, или потому, что хочет, я не могу сказать.

Переодеваюсь в спортивные штаны, но не надеваю рубашку, потому что на улице тепло, и я подумал, что мы могли бы посидеть во внутреннем дворике. Это не имеет никакого отношения к тому факту, что Ванесса всегда лишается дара речи, когда я без рубашки.

Вернувшись на кухню, я достаю два бокала и бутылку коньяка.

От звука шаркающих тапочек у меня учащается пульс, и, когда Ванесса заходит на кухню, я прикусываю губу, чтобы не рассмеяться.

— Что? — невинно спрашивает она, как будто ее игра не очевидна.

Я оделся, чтобы возбудить ее. А она явно оделась так, чтобы отпугнуть меня.

В черных мешковатых штанах и такой же свободной рубашке на пуговицах, она позаботилась о том, чтобы прикрыть каждый сантиметр кожи до шеи и оставить все на волю воображения. Ни один сантиметр ткани не обтягивает ее фигуру. Одежда выглядит на два размера больше. Ее лицо чисто вымыто, а волосы убраны назад. И она думает, что этой одежды достаточно, чтобы оттолкнуть меня?

Она просто дает мне еще больше поводов раздеть ее.

Я предлагаю ей бокал, и девушка берет его двумя руками. От меня не ускользает легкая дрожь в ее пальцах.

— Патио?

Исчезла девушка, которая пела песни Билли Джоэла в машине по дороге домой. Ванесса молчит, следуя за мной на улицу. Мне не нравится, что она нервничает рядом со мной. Раньше у нее никогда не было проблем с высказываниями. Почему же сейчас?

Мы устраиваемся на диване снаружи, и я оставляю между нами больше метра пространства. Позволяю ей сделать пару глотков, прежде чем сказать очевидное.

— Несс, это я. Тебе не нужно нервничать.

— Я не нервничаю. — Она прячет свою руку под бедра, вероятно, чтобы я не видел, как она дрожит.

— Поговори со мной.

— Ничего сказать.

— Эй, — говорю я мягко и наконец-то встречаю ее взгляд. — Поговори со мной.

— Уф, хорошо, ладно. — Она морщит нос. — На тебе спортивные штаны.

Не то, чего я ожидал.

— И... — Ее взгляд скользит между моих ног, прежде чем устремиться вперед, к горизонту. — Не знаю, знают ли чуваки, что ношение спортивных штанов делает с их… их...

— Членами.

— Да.

— Мы знаем.

Она резко поворачивает голову.

— Знаете?

Я ухмыляюсь.

Ванесса прищуривается.

— Это просто подло.

— Подло? Или эффективно.

Ее взгляд падает на мою выпуклость.

— Он как магнит притягивает мою сетчатку!

— Это нормально — смотреть на меня, Ванесса. Мне нравится, когда ты смотришь.

— Нет, это не нормально. — Она делает глоток и съеживается. — Слишком соблазнительно. Я не могу ясно мыслить.

Слава Богу.

— Тогда, полагаю, сейчас самое время сказать тебе, что твоя пижама не излучает ту атмосферу, на которую ты рассчитывала.

— Атмосферу? Пожалуйста. — Она усмехается. — Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Я наклоняю голову, потягиваю свой напиток и наблюдаю, как ее щеки наливаются цветом.

— Ладно.

Она крутит головой по сторонам.

— Почему ты так говоришь?

— Я сказал «ладно».

— Я знаю, что ты сказал, но почему ты сказал это так?

Я облизываю губы, чувствуя трепет эротического напряжения.

— Ты затеваешь ссору.

— Ты затеваешь ссору! — Она наклоняется вперед, чтобы поставить свой бокал на кофейный столик. — У тебя такой тон. Я просто прошу объяснить, что ты имеешь в виду, когда используешь его.

— Ванесса, — предупреждаю ее, чтобы она перестала искушать меня своим ртом, иначе я укушу.

Она поворачивается ко мне всем телом, ее согнутое колено и бедро упираются в диван.

— Знаешь, в чем твоя проблема?

— Нет, но уверен, что ты мне расскажешь. — И мой член становится еще более твердым в предвкушении.

— Ты думаешь, что знаешь...

— Если ты хочешь меня, почему бы не перестать болтать и не залезть на меня.

У нее перехватывает дыхание, и она отшатывается