Держись от него подальше - Ксюша Левина
Костров ведет носом по моему носу, по скуле, будто изучает. Его губы то дергаются в улыбке, то из них вырывается полустон, потому что я крепче сжимаю его руку. Он увлекается, следует за ухо, к шее, хрипло выдыхает в волосы и шумно втягивает воздух сквозь зубы – это я кусаю его в плечо, потом выше, выше и по линии челюсти. И на каждый укус он издает что-то похожее на стон.
Его губы слегка касаются мочки моего уха, а потом я слышу тихий шепот:
– Если что не так, говори.
И я не успеваю ничего ответить, только цепляюсь за его плечи, приподнимаюсь и откидываю назад голову, когда все вмиг раскалывается и осколками сыплется к поджатым пальцам ног.
Он сделал свой ход. Он внутри, и это так необычно. Это слишком обжигающе. Он не спешит – он мучает иначе. Смотрит в глаза, удерживает за талию, и я могу на детали разобрать выражение его лица. Как только он отнимает от меня руки, становится холодней.
Мы переводим дух после первого толчка, оба ошеломленные тем, как этого оказалось много. Снова сталкиваемся лбами, снова дышим и сжимаем пальцы друг друга, потом Тимур их отпускает. Чувствую, что он сжимает мои бедра – так удобнее. Он делает это снова. И снова. И снова. Сначала невероятно медленно, и каждый шаг – новая чувственная секунда. В каждом поцелуе, объятии ничего не значащий шепот.
Тише. Вот так. Черт. Не могу… Иди ко мне.
Он ускоряет темп, подхватывает одну ногу под коленкой, хмурит брови, прислушивается к ощущениям. Я и сама не знаю, что мне нравится больше, все по-новому, но вот так – нравится. Нравится его внимание, безупречная нежность и поглощающая меня сила. Я спрятана за ним. Просто чувствую себя средоточием напряжения и удовольствия.
Он притягивает меня еще ближе. На этот раз держит на весу, будто инстинктивно понимает, что хочет оказаться глубже, и делает так, как чувствует.
Упав на столешницу, я выгибаюсь и хватаю первое, что попадает под руку, – пушистое полотенце, о которое ломаю теперь ногти.
Кострову, видимо, становится еще удобнее в такой позе – он слетает с катушек. Невероятно быстро я оказываюсь напрочь раздавлена такой мощной волной, что на пару секунд теряю ориентацию в пространстве и хочу, чтобы меня не отпускали, потому что в состоянии ловить кайф еще и еще.
Он понимает, что происходит. Он дает отдышаться и прочувствовать момент до конца. Он помогает. Ведет руками по моему телу, обнимает, целует шею, грудь, все, до чего достает. И при этом на каждый спазм моего тела прижимается еще ближе, уловив ритм, а я чувствую, как волны отступают одна за другой, успокаивая дыхание.
Потом я открываю глаза и вижу его нависшим надо мной и тяжело дышащим. Его волосы падают на лоб, челка почти касается глаз. Он чертовски красивый, раскрасневшийся, дышит ртом, переводит дух, словно он, а не я только что кончил.
Костров улыбается и качает головой.
– Ладно. Это не конец, – шепчет он и снова набирает обороты. На этот раз для себя.
Глава 27
Оказывается, в его квартире есть спальня. Крошечная, в которой только одна двуспальная кровать и стеклянная дверь в гардероб. Все бело-серое – аскетичное. Однотонное постельное белье пахнет Костровым настолько, что кружится голова. Будто раньше мне доставалась только малая часть этого запаха, а теперь я окунулась в него с головой.
Лежу дышу, уткнувшись носом в волосы Тимура. Копаюсь в них, пропускаю пряди между пальцами, закручиваю в жгутики и тяну. Он обнимает меня за талию, прижимает к себе, и нам становится жарко, но мы ни слова об этом не говорим. Он уставший, расслабленный. На лице воспалилась кожа, рассеченная бровь снова кровоточила, и теперь там запеклась кровь.
Уже светает, а мы до сих пор не вставали с постели. В спальне душно. Тимур открыл окно, но ночь на удивление теплая, или так только кажется. Мы ежимся, жмемся друг к другу, кутаемся под одеялом и переплетаем пальцы снова и снова. Губы устали от поцелуев, а мышцы – от физических нагрузок.
Кажется, это длится вечность, у нас будто безграничный запас сил, хоть это и не так.
Я смотрю на Кострова сверху вниз, а он лениво выводит круги на моем животе, закрыв глаза. Он явно вымотан, но все равно не засыпает и продолжает меня касаться. Я хочу хлопать в ладоши и бить пятками по матрасу, но вместо этого обхватываю его голову двумя руками и крепко обнимаю. Выворачиваюсь, спускаюсь вниз, чтобы укусить в плечо.
– Лискина, ты спать собираешься? Я устал, – смеется он.
– Ты сам меня трогаешь!
– Я так расслабляюсь. – Вздохнув, он утыкается носом в мои волосы, потом ниже, в переносицу, и мягко целует. – Спать, – командует он, но целует еще и еще, а затем и вовсе наваливается сверху, вжимает в подушку и заставляет сердце колотиться так часто и горячо, что болезненно пульсируют артерии.
– Спать, – шепчет в губы. – Спать, спать, – повторяет он, целует в последний раз и устраивается рядом, чтобы снова порывисто поцеловать. – Это было в последний раз, – предупреждает он и закрывает глаза.
Он терзал меня до рассвета, и тело просто поет от перенасыщения Костровым. Голова не хочет отключаться, мне хочется лежать и думать, вспоминать, переваривать эту ночь. Чтобы что-то помнить, нужно чаще прокручивать в голове. Мы помним не событие, а то, как сами себе его рассказали. Я пою про эту ночь, разрисовывая самыми яркими красками то, что со мной сегодня случилось.
Мне не важно, что он там говорит о любви и нелюбви ко мне. В моей памяти он до смерти влюбленный, потому что иначе зачем бы он так обнимал. Не хочу, чтобы он был обманщиком, но подожду, черт с ним. Я же знаю правду.
Костров вырубается, мерно дышит, при этом не отпуская мою талию. Я же перебираю его пальцы, по очереди касаясь подушечки каждого, и улыбаюсь. Точно не усну, тем более что на часах уже пять утра.
– Спи-и, А-а-ася, – шепчет он и окончательно затягивает в объятия. Обхватывает руками, зарывается в мои волосы, зажимает коленями ноги.
Я словно в коконе и борюсь с ним, устраиваясь, пока не нахожу удобное место. Засыпаю, уткнувшись носом в шею Кострова.
Утро наступает непростительно
