Темное безумие - Алеата Ромиг
Шелковистые губы касаются шеи. Она открывает рот, чтобы попробовать меня, язык скользит по коже, и меня охватывает сильная дрожь.
— Раньше это тебя не останавливало. — Ее хрипловатое заявление согревает кожу.
Я воспаряю под ее прикосновением.
— И не остановит в будущем.
— Грейсон, — говорит она, ее голос полон эмоций. — Я нашла способ быть вместе.
Я напрягаюсь.
— Еще не время.
Музыка меняется на провокационную мелодию, преображая атмосферу вокруг нас. Лондон встает на цыпочки и обнимает меня за шею, говоря на ухо.
— Ты должен мне доверять. — Ее тело покачивается, и я следую за ней, она уводит нас от стены, вовлекая в медленный танец. — Однажды ты дал мне выбор, теперь я предлагаю его тебе.
Ее тело такое хрупкое в моих руках, что я могу сломать ее. Но я позволяю ей вести.
— Прямиком в кроличью нору, — говорю я, вспоминая момент на крыше больницы, когда я протянул ей руку.
Она кладет голову мне на грудь.
— Вместе.
Мелодия нарастает, увлекая меня за собой. Погружаясь в музыку, я прижимаю ее к себе, зная, что теперь никогда не смогу ее покинуть. Выбор всегда оставался за Лондон. Я мог проектировать ловушки, но она завлекала нас в них.
Она завлекла меня сюда…
Она проводит по моему горлу чем-то мягким, и когда она отстраняется, я вижу высушенный клевер. Губы искривляются в улыбке. Подарок, который я оставил ей в темнице ее детства. Я дал ей одну маленькую подсказку, и она поняла этот тонкий намек и использовала его, чтобы направлять меня.
Когда она в следующий раз появилась в новостях, к ее пиджаку был приколот клевер. В газетной статье было ее фото — потерявшей голову и сжимающей в руках голубую салфетку. Кто-то еще не обратил бы на них внимания. Но для меня они не вписывались в картинку.
Иногда наше внимание привлекает что-то неправильное. И Лондон, и я… мы очень, очень неправильные. Воплощение порочных и грешных. Она художник, а я ее холст, ждущий, когда она завершит нашу историю.
Затем, недавно в Интернете она назначила дату — когда объявила о том, что агент Нельсон едет в Мизе для раскрытия личностей погибших девочек.
Я следил за ее историей, и она это знала. Я последовал за ней до «Голубого клевера», потому что мы принадлежим друг другу.
Я ждал достаточно долго.
Пока она раскрывала ужасную историю своей жизни миру, выкапывая мертвых девочек в саду дома ее детства, я сам был достаточно занят, оставляя ложные следы по всей стране. Оставляя маленькие хлебные крошки, чтобы оперативная группа ФБР не расслаблялась.
Мы вернемся к этому позже.
Прямо сейчас я голоден. Я жажду попробовать ее на вкус, я слишком долго себе в этом отказывал.
Лондон прижимается к моему уху.
— Ты голоден, — шепчет она. — Ненасытен. Я чувствую твое желание.
Скрипя зубами, я хватаю ее за тонкую ткань юбки и сжимаю в кулак. Прежде чем захватить ее рот в поцелуе, заглядываю в глаза — бездонные карие омуты, мерцающие золотом. Я стону от поцелуя, ее вкус — это наркотик, введенный в мой страждущий организм.
Внезапно я вновь начинаю слышать оглушающую музыку. Я пьян от нее и покачиваюсь под влиянием ее чар. Только одна вещь может сравниться с этим восхитительным ощущением, и я не могу больше отказывать себе в этом. Я отстраняюсь и разворачиваю ее лицом к клубу.
Схватив ее за бедра, прижимаю к груди. Мои глаза закрываются, когда она обнимает меня за шею, прильнув ко мне.
Я опускаю голову и шепчу:
— Выбирай.
Заманить меня сюда недостаточно. Лондон думает, что она может дразнить зверя без каких-либо последствий… давай проверим эту теорию. Если она готова положить конец этому преследованию, значит, она готова забирать жизни.
Я чувствую, как крупная дрожь прокатывается по ее телу.
— Ты думаешь, я не готова.
— Я думаю, что если я преодолел весь этот путь, сунувшись прямо под нос ищейкам, тебе придется это доказать.
— Разве я уже не доказала это, когда утопила педофила в баке с кислотой? — В ее словах слышится праведный гнев.
Я улыбаюсь при воспоминании о нашем первом убийстве.
— Твои руки все еще выглядят чистыми, — приглушенно говорю я. — Я хочу видеть их грязными. Я хочу видеть их в крови.
Ее тело отвечает на мой вызов сильной дрожью. Затем ее бедра врезаются в меня, подначивая меня. Мы с Лондон боролись за власть с тех пор, как я вошел в ее кабинет. Если бы она только осознала, какую власть имеет надо мной… какой урон может нанести.
— Обычно ты не так отбираешь жертв, — говорит она дрожащим голосом. — Это слишком импульсивно.
— Нет… это новый метод. Это мы. Это наш способ отбирать жертвы. — И это чертовски сексуально. Я провожу рукой по ее бедру, тонкая юбка чуть не разрывается под моей ладонью. — Ты уже много лет отбираешь жертвы, Лондон. — Подтолкнув щекой, я заставляю ее повернуть голову. — Доверяй своим инстинктам.
Моя душа как радар улавливает другие черные души. Я могу заметить их в толпе. Почувствовать что-то неуловимое, что делает нас похожими. Одинаковыми.
Проклятыми.
Убийцами.
У Лондон тоже есть такая способность. Благодаря этому она чертовски хороша в своей работе. Она способна почувствовать темную нить, пронизывающую существо убийцы. И потянуть за эту нить, пока она не распутается. Дергая за кончик, пока он не окажется полностью в ее власти….
Она художник.
Я беру ее руку в свою, провожу подушечкой пальца по ладони, ища следы бороздок, покрывающих ее плоть. Теперь они глубже. Как будто она часами наматывала маленькую веревочку, затягивая ее до тех пор, пока палец не начинал пульсировать.
Стискиваю зубы. Время, проведенное в разлуке, было мучительным не только для меня.
Ее плечи напрягаются.
— Некоторые вещи никогда не меняются. — Защищаясь, говорит она, от чего меня бросает в дрожь.
Я просовываю руку ей под юбку. Она сжимает бедра вместе, когда я провожу по внутренней стороне бедра. Она запрокидывает голову мне на грудь. Когда Лондон потирается о меня, все органы чувств вспыхивают, я отвожу ее трусики в сторону, ища доказательства ее возбуждения.
Судя по жару, охватившему ее, — и влаге, пропитавшей ткань трусиков — она одобряет мои действия.
— Блять. — Мои зубы практически крошатся под давлением сжатой челюсти.
Самоконтроль — вот что помогало мне так долго скрываться.
Есть еще одна причина, по которой мне пришлось уехать, бросив Лондон в ловушке, пока мое логово полыхало, озаряя утреннее небо.
Она делает меня чертовски безрассудным.
Моя эрекция болезненно прижимается
