Падший шут - Девни Перри
— И ты больше о нем ничего не слышал?
— Он переехал в Калифорнию. Попал в тамошний клуб. Он возвращался раз или два в следующем году. В основном, я думаю, чтобы убедиться, что мама говорила серьезно. А она была серьезна. В последний раз, когда он приезжал, я был дома. Она не знает, что я подслушивал, но я слышал, как она угрожала вызвать полицию, если он появится снова. Он этого не сделал.
Кэсс протянула мне руку, переплетая наши пальцы.
— Ты не он.
— Я не хочу быть им. Я не буду им.
Ее рука крепче сжала мою.
— Я был на этом пути, — сказал я. — Я сомневаюсь, что моя жизнь в клубе сильно отличалась от его. Клуб был одной из причин, по которой мы с мамой мало разговариваем. Не то чтобы мы были близки раньше. Мне кажется, она смотрит на меня и видит моего отца. После того, как я закончил школу, она переехала в Тусон, а я вступил в клуб. Мы общаемся несколько раз в год. Созваниваемся в дни рождения. И на рождество. Как-то так.
Мама вышла замуж несколько лет назад. Я не был на свадьбе, да меня и не приглашали. Она рассказала мне об этом постфактум, сказав, что в здании суда все прошло без шума.
Я позвонил ей ранее на этой неделе, чтобы рассказать о Серафине. Она была, мягко говоря, удивлена, особенно потому, что я не рассказывал ей о Кэсс или о беременности во время нашего рождественского телефонного разговора. Но мама была вежлива. Она всегда была вежлива.
Когда я был подростком мы часто ссорились. Она расстраивалась из-за меня, жалея, что я не был другим. Жалея, что я больше заботился о вступлении в местный мотоклуб, чем о школе и своем будущем. Невыносимый. Это было ее слово для меня.
Наши ссоры внезапно прекратились в тот день, когда она переехала в Тусон. Может быть, она разочаровалась во мне. Может быть, я разочаровался в ней. Может быть, мы оба разочаровались друг в друге.
Я недолго разговаривал с мамой, когда позвонил. Мы не были близки, и это не могло измениться. Хотя я обещал ей прислать фотографии Серафины. Она пригласила нас в Тусон, поездку, которая, как мы оба знали, состоится не скоро.
Может быть, однажды моя мать встретится с моей дочерью. Но за последние четырнадцать лет я видел маму дважды, так что я не собирался на это надеяться. Отчасти это расстояние было на моей совести. Я не был уверен, можно ли что-то исправить или лучше просто признать, что моя семья жила здесь и не была связана со мной кровными узами.
До сих пор.
Серафина была моей крови. Она была моей.
У нее всегда будут Клаудия и Дейл в качестве бабушки и дедушки. У нее будет команда тетушек и дядюшек — Дэш, Эмметт, Пресли и все остальные, — которые будут баловать ее и осыпать любовью. У нас с Кэсс не было братьев и сестер, но у моей Серафины будет большая семья.
— Она знает о Серафине? — просила Кэсс.
Я кивнул.
— Я позвонил ей на следующий день после того, как мы вернулись домой. Вы обе спали.
— Ты много чего делаешь, пока я сплю. Готовишь еду. Убираешься. Ходишь с ней по коридорам. Тебе тоже нужен отдых, Лео.
— Я привык к этому. Годы долгих ночей. — Это было полуправдой.
Разум Кэсс был не единственным, кто не мог отключиться. Единственный раз, когда я мог позволить себе расслабиться, это когда они обе спали, что случалось нечасто.
Пронзительный крик из спальни заставил меня вскочить на ноги. Я схватил полотенце и протянул его Кэсс, чтобы она вышла из ванны и завернулась в него. Затем она поспешила мимо меня в спальню, где Серафина просила еду.
Мы втроем устроились на кровати, и как только Кэсс закончила кормить грудью, я взял на себя отрыжку, пока она переодевалась. Затем мы позволили Серафине немного осмотреться, прежде чем отнести ее в гостиную, где мы могли бы посадить ее на качели.
— Хочешь, я возьму твою книгу?
Кэсс пожала плечами.
— Я не знаю. Она мне не очень нравится, что странно, потому что год назад я бы проглотила ее. Может быть, мои вкусы меняются.
— И что тебе нравится сейчас?
— Художественная литература. — Она скорчила гримасу и наморщила нос, и это было настолько мило, что я рассмеялся.
— Я слышал, художественная литература довольно популярна.
Она застонала.
— И мне она нравится. Но она всегда была на втором месте. Мне всегда нравилась историческая литература. Теперь они, похоже, поменялись местами. Что со мной не так?
— Ничего, детка. Совсем ничего.
— Все меняется. Из-за того, что мне нравится художественная литература кажется, что я предаю все года, которые потратила на изучение истории.
— Почему?
— Я не знаю. — Она вздохнула. — Наверное, потому, что раньше мне нравились события из реальной жизни. Теперь, может быть, мне просто нужно сбежать из реального мира, и временами художественная литература кажется самым легким путем. И, может быть, потому, что это немного ранит.
— Ранит?
— Потому что дни идут, и теперь, когда она здесь, я понимаю, что пути назад нет. Я не получу докторскую степень, как всегда планировала. Это больше не кажется… важным. Но раньше это было так важно.
— Однажды ты можешь передумать.
— Верно. — Она кивнула. — Но здесь нет университета, и я не могу представить, что могу переехать.
Если бы она переехала, у нее была бы компания.
— По чему ты больше всего скучаешь?
— По библиотеке и запаху старых книг. По дискуссиям с профессорами. По дебатам с одногруппниками. Мне нравилось, что в небольшой группе каждому из нас нравится другой аспект одной конкретной истории. Вот что мне нравится в истории. Мы все смотрим на нее со своей точки зрения. А правдивые истории — самые сильные.
Эта женщина была очаровательна. Мы потратили слишком мало времени на то, чтобы узнать друг друга, и пока она говорила, я тонул в каждом ее слове.
— Как ты попала в это? В историю?
— Из-за книг, когда я была маленькой. Из-за поездок, которые мы совершали. — Она улыбнулась и поглубже вжалась в диван, вытянув ноги.
Я положил их к себе на колени, массируя своды и пальцы ног.
— Это нормально?
— Я тебя пну, если ты
