Короли карантина - Кэролайн Пекхэм
Как это ни печально, наш тренер был третьим и последним человеком в мире, которого я по-настоящему считал другом. Который по-настоящему знал меня. Он увидел моего монстра и помог мне накормить его. И я тоже видел его. Как и остальные, даже если они этого не признавали. Вот почему они никогда не нарушали его правил, позволяли ему устанавливать законы в своих классах и на поле. Я даже не был уверен, что Сэйнт понимал, что он позволяет тренеру так часто указывать ему, что делать. Но он справился. Он вставал в очередь по свистку, как и все мы.
И почему? Не то чтобы была какая-то разница между его положением и положением других учителей; Сэйнт мог бы давным-давно держать его под каблуком, если бы захотел. Так или иначе. Я сомневался, что он смог бы запугать Монро и заставить его подчиниться, но он так же часто использовал свои деньги и влияние как оружие. Его мама возглавляла школьный совет, он мог бы забрать у него работу. Но он этого не сделал, он играл с ним в мяч. Потому что, заметил Сэйнт это или нет, в этой школе был четвертый монстр, и нас тянуло к нему так же, как и друг к другу. Только его служебное положение мешало ему установить с нами полноценный контакт.
Над головой снова прогремел гром, и, клянусь, стены гребаной церкви содрогнулись от мощи бури.
На том пляже не было никакого укрытия. Вообще ничего, кроме этой скалы.
Если Татум Риверс все еще была там, то она промокла насквозь и рисковала получить переохлаждение. А если бы это было не так, то я мог только представить, что Сэйнт сделал бы с ней в наказание.
Она дала клятву, пообещала себя нам, отдалась добровольно. Даже если ее глаза все это время горели неприкрытым отвращением. И я не испытывал отвращения к идее обладать этой девушкой. Принимать за нее каждое незначительное решение, иметь ее в полном моем распоряжении. Это был порыв.
Сделка ясно давала понять, что секс исключен, и я был рад этому. Я не хотел, чтобы девушка сосала мой член, потому что ей приходилось. Я хотел, чтобы она стояла на коленях и умоляла об этом, потому что ей просто чертовски сильно нужно было попробовать меня на вкус, чтобы это воспламенило ее. Я хотел, чтобы она почувствовала, что умрет, если не узнает, каково это — чувствовать, как моя плоть прижимается к ее, или как мое имя срывается с ее губ в экстазе.
Сэйнт поднялся со своего трона с дьявольской улыбкой на лице и взял свою водку с кофейного столика.
— Пей из бутылки, — настаивал я, поймав его взгляд и ухмыльнувшись от отвращения, которое одна мысль об этом вызывала в его точеных чертах. Он сделал движение, чтобы налить водку в свой стакан, но я быстро заговорил, прежде чем он успел: — Или ты слишком труслив, чтобы пить, как большой мальчик?
— Пошел ты. Почему ты не пьешь из стакана? Ты мог бы хотя бы иногда притворяться воспитанным, — прорычал он в ответ.
— По рукам. — Я выхватил стакан у него из рук и налил на дно изрядную порцию «Джека».
Сэйнт заметно вздрогнул, поднося бутылку водки к губам. Даже тот факт, что эта штука обошлась ему в добрые двести долларов, не мог помочь ему осознать реальность того, что он делал.
Я достал из кармана мобильный телефон и сделал снимок, когда он запрокинул голову. Удача была на моей стороне, и молния сверкнула в витражном окне позади него как раз в тот момент, когда я сделал снимок. Его темная кожа все еще была разрисована тем дерьмом, которым мы пугали Татум, и на нем были отпечатки моих и Блейка рук по обе стороны от сердца.
— Черт, — сказал я, глядя на фотографию, впечатленный собственным хозяинством. — Ты действительно выглядишь тут как один из Ночных Стражей.
— Где? — Спросил Блейк, спотыкаясь, когда подошел, чтобы посмотреть на экран, прищурившись.
— Вау, я даже не девушка, но уже мокрый для тебя при виде этого, Сэйнт, — пошутил он, тяжело дыша, как собака.
— Сфотографируй меня! — Потребовал он, разминая мышцы, стоя перед огнем, и я сделал это только для того, чтобы заставить его замолчать. Его глаза были приспущены, а на лице играла дурацкая улыбка, которая действительно испортила бы его репутацию в глазах девушек, если бы они это увидели. Я не мог дождаться, когда отправлю ему сотню экземпляров этих снимков один за другим утром, пока он будет страдать от похмелья.
— Не публикуй это дерьмо, где я потягиваю водку, как деревенщина, — предупредил Сэйнт, указывая на меня, как будто думал, что я публикую это прямиком в социальных сетях, чтобы отметить нас как группу тринадцатилетних девочек, устраивающих пижамную вечеринку.
— Я ничего не выкладываю в Интернет, — напомнил я ему, закатывая глаза. Конечно, у меня был аккаунт, и люди постоянно публиковали мои фотографии и отмечали меня на этом дерьме, но я не вмешивался. Никогда. По сути, он был у меня только для того, чтобы я мог использовать мессенджер для связи с моими так называемыми друзьями, которые жили в Мерквелле, всякий раз, когда приближался вечер боев.
Нет, я никуда не выкладывал это дерьмо, но оно наверняка должно было стать моей новой заставкой. Я быстро сохранил это, фыркая от смеха, когда представил лицо Сэйнта, когда я небрежно оставлю свой телефон там, где он сможет увидеть его завтра на занятиях. Он, блядь, сойдет с ума.
Я отошел, а Сэйнт отправился на поиски другого бокала, проклиная меня, что я украл его, чуть невнятным голосом. Они вдвоем начинали зажигать, но мне было трудно следить за своим кайфом.
Я поставил свой нетронутый стакан «Джека» на обеденный стол и поставил бутылку рядом с ним, отказываясь от своей привычки пить на ночь. Я напивался алкоголем до трех стадий. Кровожадный пьяница. Пьяный тусовщик. Или саморазрушительный пьяница. Прямо сейчас я был на пути к номеру три. И номер три сопровождался жутким похмельем и порцией ненависти к себе.
