Метод супружества (ЛП) - Малком Энн
И не подозревала, что это может сделать кто-то другой.
Моя лучшая подруга.
Что еще я могла сделать?
Я подписала контракт.
***
— Можно спросить? — сказала я, когда Кип растирал мне ноги.
Это была вечерняя рутина. Фильм или сериал на телеке, я ем мороженое, Кип растирает мне ноги.
Так по-домашнему, но мне чертовски нравилось. Мои ступни нуждались в этом, как и лодыжки. Эти чертовы штуки опухали, как ничто другое. Бу покоился на выпуклости моего живота, на его любимом месте.
Он легко вписался в нашу жизнь и был любимым членом семьи. Я видела опасения Кипа, когда привела его домой, которые остались невысказанными, потому что ему не нравилось выводить меня из себя, потому что он не знал, разозлюсь я или заплачу. Он ненавидел, когда я плакала.
Я также задавалась вопросом, имел ли Кип что-то против кошек, потому что они не поддерживали статус альфа-самца. Вероятно, он хотел собаку, как у Роуэна. Я подумала, что такого питомца я бы тоже хотела. Единственная причина, по которой я никогда не заводила домашних животных, заключалась в том, что я знала, что мое время в стране ограничено, и у меня не могло быть ничего постоянного.
Технически я не могла быть уверена в своем пребывании в этой стране даже сейчас. Но мы с Норой зашли в зоомагазин за кормом для ее собаки, увидели Бу и потеряли всякий рассудок. Ему просто пришлось пойти с нами домой. Конец истории.
Кип потянулся за пультом, чтобы поставить на паузу и уделить мне все свое внимание.
— Можешь спрашивать меня о чем угодно, — сказал он своим обычным приятным тоном.
Хотя большую часть времени он был сговорчивым, это не означало, что мы не ссорились. Еще как ссорились. Почти ежедневно. В основном, он чрезмерно опекал меня или говорил, что делать, а я говорила, что он не может указывать мне.
Почти все эти ссоры заканчивались сексом. И я выиграла большинство из них.
Я съела последнюю ложку мороженого, затем положила пустую упаковку на столик рядом с диваном, прежде чем снова переключить свое внимание на Кипа.
Наверное, это была плохая идея — поднимать тему, над которой я размышляла уже некоторое время. Вероятно, лучше сохранить непринужденность, не раскачивать лодку, не пытаться нырять слишком глубоко. Ведь, если я задену за живое, сделаю все слишком серьезным, — один из нас отступит. Или мы поругаемся по-настоящему, а не просто для прелюдии перед сексом.
Но я не из тех, кто делает что-то, исходя из того, хорошая это идея или нет.
— Ты извини за мое невежество или за то, что я оскорбляю твое чувство национальной гордости, патриотизма или чего-то еще, — сказала я, поглаживая Бу. — Но я не понимаю, зачем ты это сделал. Почему ты добровольно пошел на войну и сражался за страну, которая гораздо сложнее, чем свобода.
Это был не вопрос. Ветераны высоко ценились в этой стране, и патриотизм был превыше всего, чего некоторые, живущие в Южном полушарии, не могли полностью понять. Я не хотела принижать его заслуги. Я просто хотела понять. Особенно почему он продолжил служить после того, как у него появились жена и ребенок.
Кип испустил долгий вздох. Он звучал как старый и седой человек, проживший долгую и тяжелую жизнь.
С другой стороны, он сражался на войне и потерял жену и ребенка. Этого более чем достаточно, чтобы состарить на три жизни.
— Я могу говорить только за себя и горстку людей, с которыми служил, — ответил он, все еще растирая мне ноги. — Но иногда люди бегут от такого количества дерьма, что война является предпочтительным вариантом, чем разбираться с этим дерьмом, — он пожал плечами. — В других случаях они думают, что война сделает из них мужчин. Или хотят получить здравоохранение, жилье, еду, зарплату и бесплатный колледж после… возвращения домой живым и невредимым, — он снова вздохнул. — Немногие служат, потому что хотят убивать, хотят причинить боль другим людям, и им нужно оправдание для этого. И еще есть те, кто идут, потому что они благородны и хотят поступать правильно в соответствии с тем, что отстаивает их страна.
— Почему ты пошел? — спросила я его почти шепотом.
— Потому что я был дерзким, непокорным ребенком, который ненавидел своего отца и хотел как можно дальше уйти от его ожиданий относительно меня, — ответил он.
— Ах, проблемы с папой, — пробормотала я.
Кип нахально улыбнулся мне, хотя в его глазах была грусть.
— Знакомо?
— Совсем чуть-чуть, — ответил я. — Как говорится, рыбак рыбака…
Он вопросительно приподнял бровь.
— Не-а, — я погрозила ему пальцем. — Сейчас твоя очередь рассказывать.
Он поджал губы, выражение его лица стало задумчивым. Но не переставал растирать мои ноги. Спасибо за это.
— Мой папа мудак, — мягко заявил он. Или мягко на первый взгляд. Я могла слышать в нем скрытую ненависть.
Не возмущение. Настоящую ненависть. Она горела в его дыхании, была в напряжении его конечностей, в том, как он закрывал глаза.
Мне здорово досталось от родителей, но даже я не могла сказать, что ненавижу их. Я лишь обижалась на них за то, каким было мое детство.
— Мое первое воспоминание об этом человеке — как он кричал на мою мать, — сказал он, глядя на меня. — Я никогда не слышал, чтобы он сказал ей доброе слово, никогда не видел никаких признаков его любви.
Мои глаза уже горели от слез. Дейдре. Милая женщина, которая буквально излучала любовь и свет, которая была нежной и доброй, а у нее нет мужа, который бы души в ней не чаял? Она так долго живет с таким человеком, но сама ни на йоту не ожесточилась. Я вновь обрела любовь к своей свекрови. И печаль.
— Да, — тихо сказал Кип, оценивая выражение моего лица. — Нужно быть особым мудаком, чтобы так обращаться с моей мамой.
Его хватка на моих ногах усилилась, почти до боли. Я сдержала гримасу.
— Он никогда не поднимал на нее руку, — продолжил он. — Я бы ни за что не позволил ему уйти безнаказанным. Возможно, он достаточно умен, чтобы понимать это. И знает, что моя мама бросила бы его сразу.
Он продолжал растирать мои ноги с излишним нажимом. Я прикусила губу.
— Я пытался заставить ее уйти от него, — объяснил он. — Моя сестра не особо, потому что она живет ради одобрения отца, — усмехнулся он с явным отвращением.
Это разрешило загадку, почему я не встречалась с его сестрой и не слышала, чтобы он говорил о ней. Я знала, что она существует, потому что Дейдре рассказала мне о ней, показала фотографии внуков.
Она была хорошенькой. Грязно-русые волосы, как у Кипа, худощавое тело, как у ее матери. Но не выглядела похожей на Кипа. На всех фотографиях она была одета в дорогую, отглаженную одежду, ни одна волосинка не выбивалась из прически. То же самое с детьми и чопорным мужем.
— Мама никогда не оставит его, — вздохнул Кип. — И я ненавижу его за это. За то, что он приговорил ее к жизни, где с ней обращаются не так, как она заслуживает, — с горечью сказал он. — Но, конечно, дело не только в этом. Он хотел сына, который бы слушался его. Который бы подчинялся, занимался семейным бизнесом, — он покачал головой, отпуская мои ноги только для того, чтобы схватить за икры и нежно притянуть ближе к себе, чтобы положить руки мне на живот.
Я поняла, что это его успокаивало. И меня тоже.
— Мы часто ругались, — сказал он. — Еще больше, когда я стал старше. Я часто уединялся в доме Роуэна. Блять, я чуть не прожил там свой последний учебный год, — он вздохнул. — Его отец был для меня роднее.
Он посмотрел на мой живот, когда ребенок брыкался о его руку, что заставило его смягчить это суровое и сердитое выражение.
— Ты не будешь таким, как твой отец, — сказала я ему.
Его глаза нашли мои.
— Я уже был таким. Когда ты впервые сказала мне, что беременна, — его тон был пропитан чувством вины.
И я простила его. Окончательно и бесповоротно. Прямо тогда.
Я подняла Бу со своего живота, поцеловала в нос и осторожно поставила на пол. Затем пошевелилась. Это было довольно неловко и заняло больше времени, но в конце концов я расположилась так, что оказалась почти верхом на Кипе.
