Не святой (ЛП) - Уайльд Риа
Когда я собираюсь пройти мимо него, он хватает меня за плечо, заставляя повернуться к нему.
Он кивает один раз, а затем хлопает себя кулаком по сердцу.
Уважение.
Я дважды шлопаю его по плечу, говоря: —Иди отдыхай, брат.
Не дожидаясь, пока он уйдет, я тихо вхожу в комнату, глазами нахожу спящую Амелию и, обойдя кровать, направляюсь в ванную, по пути раздеваясь. Вода мгновенно становится теплой, когда я ступаю под душ, склонив голову, наблюдая, как кровь стекает с моей кожи.
Позади меня раздается щелчок, затем дверь душевой кабины открывается, и теплое обнаженное тело прижимается к моему.
— Тебя не было, — она шепчет мне в мокрую кожу.
— Я должен был.
— Я знаю.
Она была обнажена. По своей воле. При включенном свете.
Храбрость этой женщины поразила меня, поставила на колени.
Я медленно поворачиваюсь, прекрасно зная, что вся кровь не сошла с моей кожи, уверенный, что она видела это раньше, но на этот раз эта кровь была ради нее.
Ее глаза вглядываются в мое лицо, затем в тело, находя каждое пятнышко багрового цвета, прежде чем она поднимает руку и проводит большим пальцем по моей щеке.
— Можно мне посмотреть? — прошептал я.
Ее рот приподнимается в маленькой, мягкой улыбке.
— Да, Габриэль, ты можешь посмотреть.
Глава 37
Амелия
Его ореховые глаза прыгали между моими, его тело, его прекрасное, смертоносное тело было в пятнах крови, но все это не имело значения. Даже когда я знаю, куда он пошел и что он сделал.
Мне было все равно.
— Я собираюсь прикоснуться к тебе, Амелия.
Я киваю в знак согласия.
Его глаза опускаются, он делает шаг назад, губы приоткрываются.
— Ты так прекрасна, — прошептал он.
Его взгляд не оставляет равнодушным ни один мой сантиметр. Он вбирает в себя всю меня, мою грудь, соски, которые, несмотря на тепло, торчат вверх, мягкий изгиб моего живота и разворот бедер. Он смотрит на мою киску, на мои ноги, на мои руки, он смотрит на меня так, словно я богиня, подаренная только ему. А потом он прикасается. Так нежно, никогда не задерживаясь на одном месте слишком долго. Сначала это руки, затем талия, где он нежно сжимает изгибы и спускается к бедрам, а затем он движется вверх, к животу и нескольким шрамам, к растяжкам, вызванным вынашиванием ребенка, которые я любила больше всего. Его пальцы пробегают по ребрам грудной клетки, затем следуют по левой и правой груди, пока не прижимается к моему сердцебиению
— Смелая, — шепчет он, вода из душа течет реками по его коже, капельки воды задерживаются на длинных темных ресницах и по краям рта. — Ты поражаешь меня, leonessa.
Сердце заколотилось в груди, дыхание вырывалось из легких.
— Научи меня плавать.
Я доверяла ему. Всей душой.
Он кивает.
— Научу.
Несколько минут он не прекращает прикосновений, исследуя рукой кожу и мышцы.
— Можно?
Я киваю.
Он приседает, наклоняется вперед и целует шрам на левой стороне моих ребер, затем еще один посередине. Он целует каждый шрам, который находит, прежде чем его рот оказывается на вершине моих бедер. Я уже была вся мокрая, но этого маленького целомудренного поцелуя хватило, чтобы тепло разлилось по всему телу.
— Повернись, Амелия, — я повинуюсь. — Руки на стену.
Я опускаю ладони на плитку, и уязвимость положения заставляет меня напрячься.
Его рука гладит меня по позвоночнику.
— Посмотри на себя, mondo mia, — хвалит он. — Ты такая хорошая девочка для меня.
— Что… ч-что это значит? — заикаясь, произнесла я.
— Mondo mia? — говорит он, прижимаясь поцелуем к моему позвоночнику. — Это значит "мой мир", — слезы застилают мне глаза при переводе. — Со мной ты в безопасности.
— Я знаю, Габриэль, — признаюсь я. — Я всегда знала.
Он наклоняется к моей спине, прижимаясь ко мне своим телом.
— Мне приятно это слышать.
Как может безжалостный мафиози быть таким милым?
Головка его члена толкается у входа в мою киску, дразня.
— Сейчас я буду трахать тебя, Амелия. — говорит он мне. — Сильно.
— Хорошо, — только и успеваю вымолвить я, прежде чем он резко подается вперед, заполняя меня.
Мой крик смешивается с его стоном, его бедра замирают, пока он глубоко погружается в меня.
— Cazzo, — бормочет он. — Cazzo, cazzo, cazzo (прим. пер — Черт, черт, черт).
Он не перестает прикасаться ко мне, впиваясь в меня сзади. Его бедра бьются жестко и решительно, каждый толчок дергает меня вперед, угрожая сломать, но я терплю.
— Ты создана для меня, — задыхаясь, произносит он. — Посмотри, как хорошо мы подходим друг другу.
— Габриэль, — повторяю я его имя.
— Это мое имя на твоих губах, leonessa, мое. Ты моя.
— Да! Черт, да.
— Блять, — простонал он. — Такая тугая. Такая идеальная.
Одна рука покидает мое тело и тянется между ног. Я ожидаю поглаживания, ласки. Но не ожидаю шлепка.
Стон, который вырывается у меня, кажется несносно громким, а его усмешка, этот чертов смех, возбуждает еще больше.
Он обводит пальцами мой клитор, вбиваясь в меня, трахая меня жестко. Я знаю, что кричу громко, я слышу, как эхо отражается от стен, но я не могу остановится.
— Кончи для меня, leonessa.
Я понятия не имела, что приказ — это нормально, но я рассыпалась вокруг него и сильно кончила. Сильнее, чем когда-либо прежде. Звезды вспыхивают у меня перед глазами, и я клянусь, что на секунду теряю сознание, но он продолжает трахать меня, вытягивая новый оргазм, а потом еще и еще. Я бью когтями по кафелю, не обращая внимания на боль в пальце, который я повредила до этого, в пользу чистого экстаза, пронизывающего меня сейчас.
Я выкрикиваю его имя, впиваюсь ногтями в его кожу, но он продолжает, пока его тело не начинает дрожать, входя в меня. Мое имя звучит на его губах, его пальцы прижимают меня к себе, когда оргазм вырывается из него. Мы стоим так несколько минут, душ все еще работает, пока я прижимаюсь лбом к кафелю, а он прижимается своим к моему позвоночнику.
— Ради тебя, Амелия, — шепчет он. — Я сделаю все ради тебя.
***
Мы проспали еще несколько часов, обнаженные и удовлетворенные. Уже давно рассвело, когда мы наконец вышли из спальни, и Габриэль разбудил меня, чтобы посмотреть на меня при свете дня.
Он не сказал мне, что он сделал, как это произошло, но сразу после полудня мне позвонили и подтвердили это.
— Мисс Дойл?
— Теперь это миссис Сэйнт, — поправляю я, заметив ухмылку на лице Габриэля, который сидит