Моё сердце в тебе бьётся - Даша Коэн
- А-а-а, ну я так и поняла. Слушай, внучка, совет мне нужен. Наташка, мать твоя, совсем с ума спятила. Связалась с Гавриловым с соседнего поселка. Он ей так мозги запудрил, ой! Науськивает, окаянный, квартиру в Питере продать и ему деньги на бизнес одолжить, а та и уши развесила. Любовь у нее, видите ли. А этому козлу, прости Господи, какой бизнес? Он все в унитаз спустит! Да у него ж еще и семеро по лавкам с голодными ртами сидят и четыре бывшие жены. Ой, внученька, что делать-то? – запричитала бабушка, чуть ли не плача.
- Так, ба, стоп. А у квартиры сейчас кто собственник? – тут же задал в лоб вопрос Соболевский.
- Так ты и мать.
- Ну и не волнуйся тогда, я не дам ей добро на продажу, – хмыкнул парень.
- Не дашь? Наташка уверена, что уговорит тебя. Сунет после продажи немного денег, и ты согласишься, – расплакалась старая женщина.
- Ба, ну не плачь, – громко произнес парень, а потом тут же шепотом задал вопрос мне, – сколько до твоей деревни ехать?
- На поезде четыре часа, потом пересадка и еще час на автобусе, – пробухтела я тихонечко, хотя совершенно не понимала, к чему Соболевский задает свои вопросы.
- Да как не плакать, внучка? Проблем подкинула дочь на старости лет, ушилась к своему фантомасу Гаврилову, а дома все колом. Обещала с заготовками на зиму помочь, а теперь мне все самой придется. Где здоровья взять? Еще и кредит на этого кровопийцу взять хочет, дура!
- Завтра приеду, ба, не реви!
- Как приедешь? – спросила я.
- Как приедешь? – вторила мне бабушка на том конце трубки.
- Так – приеду. И парня к тебе своего привезу, знакомиться будем. Заодно и по хозяйству все сделаем. Так что все, жди, – огорошил бабушку и меня Соболевский и отключился.
- Ты совсем припух, Никита? – ошалело вытаращила я на него глаза, – Какой еще парень? Ладно в институте кривляться, но перед родным человеком не позволю! Да и автобусы там по расписанию только ходят, поезд подбирать нужно и вообще…
- На машине поедем, – рубанул Соболевский.
- На твоей тарантайке спортивной? Ты самоубиться решил? Ты знаешь какое там бездорожье?
- У меня еще одна тарантайка есть, не бузи.
И все, этого парня уже было не остановить и не переубедить. После двух пар с утра в субботу мы заехали в магазин, набрали гостинцев, сели в черный джип устрашающих размеров и понеслись на деревню к бабушке. Три часа и мы на месте, а мой заклятый враг тепло обнимает мою бабулю и воркует с ней словно шальной или на голову прибитый.
- А это Никита, ба, знакомься. Любовь всей моей жизни, – указывает он на меня. Сволочь!
- Ой, Никитушка, иди сюда, дай на тебя посмотрю. Ну, красавец, ничего не скажешь. Алёнка, хороший у тебя вкус, одобряю!
Сю-сю-сю…
Ну и, как бы, выпасть мне в нерастворимый осадок не составило никакого труда. Я просто ходила, улыбалась как идиотка махровая, ела знаменитые бабушкины блинчики, запивала их парным молоком от соседки теть Зины и украдкой посылала Соболевскому знаки с посылом, что я убью его сразу же, как только подвернется такая возможность.
- И давно вы вместе, дети?
- Ой, ба, давно, – лыбился парень и подмигивал мне в ответ на то, что я пинала его под столом.
Остаток дня прошел в хлопотах и заботах, мы реально помогали бабушке с закрутками: соленья, варенья и даже икра кабачковая заморская получились на славу, под аккомпанемент бабушкиных рассказов о моем детстве. О том, как я упала с велосипеда в сточную канаву. О том, как меня в губу и глаз укусила пчела и я распухла до неузнаваемости. О том, как в четыре года отстригла себе челку криво-косо и почти под самый корень. И на закуску про то, что пугало в огороде у бабушки я всегда называла Никитой и никак иначе.
- Представляешь, Никитушка, какое совпадение, – хохотала бабуля.
- Я польщен, – бубнила я между делом, – аж целое пугало и в мою честь.
Ну, а что тут еще скажешь?
Вечером бабуля снарядила меня помочь ей с протопкой бани, и я тут же согласилась, уцепившись за возможность остаться с ней наедине. Вот только не предполагала, что старая женщина устроит мне допрос с пристрастием.
- Ну, Никитушка, признавайся, любишь мою Алёнку?
- Люблю, – сквозь зубы процедила я.
- По-настоящему, али так? – прищурилась бабуля.
- Баб Вера, ну, само собой, по-настоящему, – и это какая-то пытка говорить такие страшные вещи.
Ну как такое вообще допустить-то можно, чтобы я и Соболевский в за правду любовь крутили? Да чур меня чур!
- Смотри у меня, сынок! Ежели что, то ты не смотри, что я старая. Уши надеру, дай Бог!
- Вот тут я точно не сомневаюсь, – тепло улыбнулась я, а потом не удержалась и крепко обняла старушку, сбивчиво объясняя ей свой поступок, – Алёнка была права, вы классная. Теперь понятно, почему она вас так сильно любит.
- Ой, сынок…
И снова глаза на мокром месте. Да, бабуля у меня сентиментальная, аж жуть.
Спустя час, когда банька протопилась, она повела меня на пар и жар, чтобы объяснить, где, что лежит и как нужно париться, хотя, конечно, я все и так знала, но услужливо кивала головой на каждое ее слово. А потом наконец-то осталась одна и решила, что…черт с ним, с этим ужасным мужским телом, к которому так не хочется прикасаться. Уж очень я любила это дело банное, чтобы ух, ах и вообще до красных щек.
А потом выйти и вдарить стакан холодного молока, м-м-м…
- Никитушка, совсем забыла, – вдруг открылась дверь в раздевалку, где я уже стянула с себя футболку, – ох, вот прости меня, старую! Веник-то я тебе принести забыла. Тебе крапиву или березу?
- Крапиву, – протянула я руку.
- Ага, Алёнка моя тоже крапивой только парится. Щас ты погреешься, и мы с ней тоже вместе пойдем.
- Капец, – потянула я, – ой-ё!
- Что?
- Да ничего, бабуль, все нормально, – но я только от паники прикрыла рот рукой и вытаращила на старушку глаза.
