Правила обманутой жены - Евгения Халь
Я улыбнулась и села в черный «Бентли». Мамикон тронул машину с места. И вдруг я заметила, что за нами неотрывно следует черный «Гелендваген». Я обернулась, пытаясь разглядеть, кто за рулем. Это очень неприятно, когда за тобой следят.
— Не волнуйтесь, Наденька. Это мои племянники, — улыбнулся Мамикон.
— Они тоже с нами полетят?
— А куда без них? — вздохнул он. — Скучают без дяди Мамикона.
— А куда мы летим? — поинтересовалась я, когда мы прибыли в аэропорт.
— Это секрет, — загадочно ответил Мамикон. — Но обещаю: будет кайф. Кайфуем. Сегодня мы с тобой кайфуем, — пропел он, паркуя машину на стоянке аэропорта.
Мы сидели на террасе ресторана, который принадлежал другу Мамикона. Набережная Сочи была почти пустынной. И хотя терраса, щедро украшенная тропическими растениями, была застеклена, даже здесь чувствовался запах моря. Оно плескалось в нескольких шагах от нас.
Огромный стол был заставлен многочисленными деликатесами. А официанты всё несли и несли полные подносы.
— Вы ничего не едите, Надя, — Мамикон расстроенно поцокал языком.
— Больше не могу, простите. Сейчас лопну, — я закрыла рукой тарелку, потому что официант пытался положить на нее очередной шашлык.
— А вы, Сергей Дмитриевич? — уважительно спросил Мамикон Сережу.
Сынок только молча показал на живот и закрыл глаза.
— Сергей Дмитриевич, — вкрадчиво начал Мамикон с очень серьезным лицом, — желаете сами заказать десерт? Или полагаетесь на мой вкус?
— Полагаюсь, — коротко ответил Сережа.
Он разговаривал с Мамиконом очень вежливо. Но в глаза не смотрел. Ни разу не взглянул в его лицо и все время опускал голову, изучая собственные ботинки.
— Вот и хорошо, — Мамикон довольно потер руки. — Сейчас сладкого поедим, фрукты-шмукты, витамины. Неси всё, что есть на десерт, — коротко приказал он официанту.
— Совсэм? — уточнил высокий брюнет в черном фартуке и ярко-красной жилетке.
— Совсэм всё, — подтвердил Мамикон.
После обеда мы погуляли возле моря. А потом сели в машину, которую раздобыли «племянники» Мамикона, и поехали в дельфинарий. Здесь Сережа оживился. Он с восторгом смотрел представление. А когда оно закончилось, и шоу-арена опустела, «племянники» Мамикона закрыли зал на замок.
— Что происходит? — забеспокоилась я.
Потому что это было очень неприятно и странно.
— Ничего, — пожал плечами Мамикон. — Я закрыл шоу-арену только для нас.
Из маленькой боковой двери вышли два дрессировщика в одинаковых черных гидрокостюмах. Они еще не успели обсохнуть после представления. Их волосы и лица блестели от воды. Один из них держал в руках маленький черный гидрокостюм. Он подошел к нам и протянул костюм Сереже:
— Хочешь поплавать с дельфинами?
— А можно? — Сережа поднялся со скамьи трибуны и вопросительно посмотрел на меня.
Я молча кивнула.
— Нужно, — улыбнулся Мамикон. — Идите, Сергей Дмитриевич. Нехорошо заставлять дельфинов ждать.
Глаза Сережи загорелись от восторга. Он скинул одежду, с помощью дрессировщиков надел гидрокостюм и плюхнулся в бассейн. Два дельфина немедленно подплыли к нему. Мой сыночек обхватил их широко раскинутыми руками и радостно, заливисто засмеялся.
— Мам, смотри, мам! — крикнул он.
Сейчас он был похож на ребёнка своего возраста. Я улыбнулась и помахала ему рукой. Хотя улыбаться мне не хотелось совершенно. Потому что Мамикон накрыл мою руку ладонью. Я ждала этого момента все время: в ресторане, в самолете. Но когда он наступил, невольно вздрогнула. Мамикон все время тихо и ненавязчиво прикасался ко мне, когда Сережа не видел. Не лапал, нет. Он помогал мне выйти из машины и подняться по трапу. Галантно открывал двери. Это вежливость. Вести себя он умеет. Но каждое его мимолетное прикосновение вызывало у меня судорогу отвращения. Не думала, что это будет так тяжело.
А еще именно здесь, в Сочи, я поняла главное: мне хочется, чтобы рядом был Платон вместо Мамикона. Хочется, чтобы Платон незаметно прикасался ко мне. Хочется смотреть, как он хмурит брови, рассматривая рисунки Сережи.
Почему же я не понимала этого раньше? Наверное, потому что все познается в сравнении. Так сказал кто-то очень мудрый и очень сильно избитый жизнью. Еще несколько дней назад я волновалась, что не смогу пережить близость с Платоном, когда он потребует плату за помощь. А потом оказалось, что никакой платы не будет. И, главное, что я хотела бы ему платить. Меня к нему тянет. Физически, морально, душевно — да как угодно. А от Мамикона меня воротит.
Мамикон, видимо, почувствовал, как я вздрогнула, и убрал руку.
— Нам с тобой будет сложно, вижу. Но ничего, девочка, ты ко мне привыкнешь. Потому что я очень терпеливый. Спешить не буду. Подожду, когда ты оттаешь, льдинка. Стерпится-слюбится. Если есть ребенок, нужно думать только о нем.
— Откуда вы знаете? Вы ведь не женаты и у вас нет детей.
— Кто сказал? — удивленно поднял бровь Мамикон. — Я сказал тебе, что не женат и никогда не был. Это правда.
— Вы сказали, что у каждого одиночества своя история, — напомнила я.
— Сказал, ну и что? Это правда. У моего одиночества история простая. Всем женщинам нужна защита. Поэтому я не женился. Никогда не мог довериться женщине. Все хотели мои деньги. Это нормально. А я хочу такую, которой деньги не важны. Единственная такая — это ты, Наденька.
— Но мне и другое важно, — осторожно сказала я. — Вы… вы…
— Ну смелее. Что я? — он улыбался, но взгляд был настороженным.
— Вы мне не нравитесь, Мамикон. Простите за откровенность.
— Чисто физически? — уточнил он.
— Да.
— Ааа… ну это я и так знаю, — спокойно ответил он. — Поэтому и говорю, что спешить не будем.
— Значит, вы хотите мне верить, а сами шантажируете?
— Да ладно тебе. Шантаж-шмантаж. Хотел бы показать фото твоему мужу, показал бы сразу. Он бы тебя выгнал, я бы тебя забрал. И все.
— Что? — я не поверила своим ушам. — Что значит: забрал?
— Тебе показать? Я мог бы, но рядом твой сын. А это неудобно. Но если вкратце, то вот так, — Мамикон обнял себя двумя руками и покачался из стороны в сторону. — На коня бы забросил и увез. Ты бы брыкалась, кусалась, и ничего бы тебе не помогло! — он рассмеялся.
— Не смешно, — сухо сказала я. — Совсем не смешно. И вы не ответили на мой вопрос. Вы не могли бы выключить на минуту дядю Мамикона и поговорить серьезно?
— Ладно, — он примирительно поднял ладони
