Красные шипы - Рина Кент
***
Он, вероятно, пришлет язвительный ответ, но на данный момент мне было все равно. Я не позволю Акире или кому-либо еще говорить мне, что я делаю что-то не так. Не после того, что произошло прошлой ночью между мной и Себастьяном.
И дело не только в том, что я сегодня забавно хожу, несмотря на количество масел, которыми я натерла на себя, или на часы, проведенные в ванне.
Дело не в том, насколько я полностью удовлетворена, как физически, так и морально.
Это тот факт, что между нами был построен мост. Раньше мы могли быть только зверем и добычей.
Теперь все по-другому.
Теперь между нами расцвела новая эмоция, и я твердо намерена исследовать ее. Это одна из причин, почему я проснулась в отличном настроении.
Все, чего я хочу, — это пойти в школу и увидеть его лицо.
Может быть, поцеловать его.
Может быть, посмотреть, как он тренируется.
Может быть, спровоцировать его, чтобы он погнался за мной.
Мой дикий ход мыслей рассеивается, когда из гостиной доносятся звуки спора.
Мама что-то быстро говорит, когда два мужских голоса пытаются ее прервать. Обычно я и глазом не моргнул бы, услышав шум людей в доме, так как она постоянно приводит своих сотрудников на встречи.
Тот факт, что все они говорят по-японски, заставляет меня остановиться.
— Я сказала ”нет". — Мамин голос жесткий — то есть более жесткий, чем обычно, — и я чувствую, как ее гнев поднимается на поверхность.
— У вас нет выбора, Сато-сан, — говорит мужчина с намеком на мольбу.
— Никогда не было, если уж на то пошло, — говорит другой, и спокойствие в его тоне каким-то образом вызывает появление острых иголок у основания моей шеи.
— Убирайтесь из моего дома, — кричит мама. — Вы оба, вон!
— Ты совершаешь серьезную ошибку, как и двадцать два года назад, — говорит первый.
— Будьте рациональны, Сато-сан.
— Я потеряла эту часть себя в тот день, когда оставила эту
фамилию. Теперь я Честер, и я не позволю запугать себя ни тебе, ни ему. Скажи ему, что дни, когда я убегала, прошли. Ты меня слышишь? С ними покончено.
— Это не очень мудро, Сато-сан, — подчеркивает второй мужчина.
— Она сказала, что ее фамилия Честер.
Я выхожу из тени, мои кулаки сжаты по бокам. У нас с мамой есть свои разногласия, но я бы избила любого, кто издевается над ней, до чертиков.
Не то чтобы я думала, что кто-то способен запугать мою маму, которая всегда была выше жизни и такой же пугающей.
Три пары глаз скользят по мне. Мама в бешенстве. У этих двух мужчин в лучшем случае созерцательный характер. Один невысокий и постарше, ему около тридцати пяти. Другой выше, стройнее и выглядит намного моложе, вероятно, примерно моего возраста. Оба мужчины — азиаты, одеты в темные костюмы с белой рубашкой и без галстуков. У того, что повыше, черные серьги-пуговицы, а из-за воротника сбоку на шее выглядывает что-то похожее на татуировку в виде змеи. Его внешность сдержанна, как у какого-нибудь умного бухгалтера, который каким-то образом оказывается серийным убийцей. Меня пробирает дрожь от того, как он смотрит на меня с намерением, способным разбить камни. Его взгляд острее, чем у другого, у которого круглое лицо и мягкий взгляд.
Я придвигаюсь ближе к маме, так что мы обе смотрим на них, и шепчу:
— Кто эти люди?
— Тебе не о ком беспокоиться, — говорит она по-английски, затем переходит на японский.
— Уходит прямо сейчас, или я позвоню 911.
— Если бы ты могла, ты бы уже это сделала, — отвечает коротышка на том же языке.
— Я позвоню им, если вы не оставите нас в покое, — говорю я по-японски, направляя на них свой телефон, как будто это какое-то оружие.
Тот, что повыше, улыбается, но в лучшем случае хищно. Или, может быть, это забавляет. Я не уверена, с какой стороны прочесть блеск в его глазах.
Он протягивает мне руку.
— Меня зовут Рен. Рад познакомиться с тобой, Хито.
Мама встает передо мной, как мама-медведица, готовая зарубить суку. Ее слова звучат хрипло и глубоко.
— Уходите. Сейчас же.
— Ты совершаешь серьезную ошибку, — говорит ей тот, что пониже ростом.
Высокий, Рен, заглядывает через маму, что нетрудно, поскольку она невысокая, и улыбается мне. Меня снова охватывает чувство, что я стал мишенью.
— Мы еще встретимся… Наоми-сан.
Мама выглядит готовой схватить биту — или, еще лучше, пистолет — и пристрелить их, но они кланяются, прекрасно демонстрируя японские манеры, а затем вальсируют за дверью.
Ни мама, ни я не кланяемся в ответ, что считается невежливым. Наши ноги остаются прикованными к месту, пока мы наблюдаем за входной дверью, пока их машина, черный фургон, не выезжает из дома.
Стоп.
Черный фургон?
Образы фургона, который преследовал меня несколько недель назад, снова всплывают в моем сознании, но я быстро прогоняю их прочь. Я снова выдумываю истории, а это никогда не бывает хорошо.
Мамина поза немного расслабляется, но она не теряет острого взгляда своих темных глаз и не перестает хрипло дышать сквозь зубы.
Это первый раз, когда я вижу ее вне себя после красной ночи. Она всегда вела себя хладнокровно и собранно, и я действительно начал сомневаться, есть ли у нее сердце или в какой-то момент оно было заменено льдом.
— Кто были эти люди, мама?
— Никто.
— Они явно были кем-то. Они из твоего прошлого?
Ее взгляд устремляется в мою сторону, и ее зрачки так расширены, как будто она под действием наркотиков.
— Почему ты так говоришь?
— Они называли тебя твоей старой фамилией.
— Верно.
— Какая еще может быть причина для того, чтобы я так говорила?
— Это пустяки.
— Очевидно, что-то происходит. Почему Рен сказал ‘рад познакомиться с тобой, Хито’? У меня есть другое имя?
Она поджимает губы.
— Твое единственное имя — Наоми Честер. Это все, что тебе нужно знать. И сотри имя этого ублюдка из своей памяти. Ты не встречала Рена.
— Но…
— Иди в школу, Нао. Ты опоздаешь.
Я хочу спорить и злиться. Я хочу потребовать, чтобы я была в курсе событий, происходящих в нашей жизни, но усталый взгляд на ее лице останавливает меня. Мешки под глазами залегли под темными кругами, а лицо приобрело бледно-белый оттенок.
Так продолжается уже несколько недель. Она вообще нормально спит?
Я должна позже купить ей одно из тех снотворных в аптеке.
Хотя я не хочу раздувать из этого проблему, я также не могу притворяться, что ничего не произошло.
— Я больше не маленькая девочка, мама. Я чувствую,