Хороший мальчик. Строптивая девочка (СИ) - Евстигнеева Алиса
Тут я не выдержала и прыснула.
— Изабель, серьёзно?
— Тсссс, говори тише, вдруг она услышит? Моя дама, знаешь ли, обидчивая. Потом успокаивай и перенастраивай её полдня.
На это мне нечего было возразить.
— Теперь она тебе не чужая, — продолжает Жан. — Ведь, ты знаешь её имя.
— Я, правда, не особо хорошо играю… так пара аккордов и песен.
Последнее я сказала зря, потому что лицо Жана восторженно вытянулось.
— Так ты ещё и поёшь.
— Неееет, — испугалась я, выдавая себя с головой.
— Да! Я знал! — указал он на меня пальцем, словно беря на прицел. — Давай, я жду.
— С чего это вдруг?
— Просто тебе хочется, я же вижу.
Надо начинать делать что-то со своим лицом, а то походу все вокруг лучше меня понимают мои желания. Но если честно, то он был прав, ужасно хотелось сыграть. И дело даже не в гитаре. Дайте мне ксилофон, гобой или тот же треугольник, я бы не удержалась и попыталась бы выжать из них те отголоски прежней магии, которые когда-то рождались под моими пальцами. Только за фортепьяно бы не села, не осмелилась. А тут гитара. Такая родная, такая знакомая, было в ней что-то ещё от прежней меня, ещё не знавшей разочарования; от наших с Севкой уютных вечеров на пропахшей табаком кухне Веры Григорьевны; от мамы с папой там тоже что-то было.
Я сильнее сжала гитарный гриф и не своим голосом спросила:
— Что играть-то?
— Что хочешь. Только давай не батарейку…
— …и не изгиб гитары жёлтой?
— Знал, что в тебе не ошибся, — ещё шире заулыбался Жан.
И я сдалась, закинув ногу на ногу и расположив выемку в гитарной деки на своём бедре. Наверное, в моём коротковатом сарафане это смотрелось не очень прилично, но вдруг стало всё равно. Я вообще отключилась от реальности, чувствуя лишь подушечки своих пальцев, застывшие в привычном жесте на струнах. Пальцы встали сами собой. Нет, мышечная память всё-таки удивительная вещь. А вот дальше я испугалась, совершенно не понимая, что собираюсь делать. Правая рука сама скользнула по струнам, высекая первые звуки, мало похожие хоть на что-то приличное.
— Ну же… — подбадривает меня сосед по пуфу.
Решаюсь. Хуже всего было то, что я не планировала петь. Но пальцы сами нашли им нужную мелодию, по окончанию проигрыша которой я поняла, что пришло время подключать и голос. С первого раза пропустила, пришлось повторить вступление, а дальше всё пошло само по себе.
В том порту меня встречали,
Там на руках меня качали.
Первые звуки собственного голоса пугают, получается хрипловато и от этого напряжно.
Потом на землю уронили
И тихо так похоронили.
Затем становится легче, протяжно и печально. Песни Юты всегда неплохо ложились на мой голос, при условии, что не надо было брать высоких нот. Впрочем, любая техническая сторона теряет своё значение, когда Стас возвращается в гостиную. Я его не вижу, потому что не смотрю, я вообще на людей глаз не поднимаю, лишь пальцы по струнам. Но он где-то здесь, чувствую это кожей. Я даже могу точно определить траекторию на своём теле, по которой скользит его взгляд.
Пара слов,
Капелька нежности.
Начиная с пальцев, кисти, руки, его глаза прожигают меня сквозь деку, касаются ног, коленей и останавливаются на лице, словно требуя, чтобы я подняла голову.
Я тебя,
Я тебя
Одного…
Здесь мой голос немного дрожит, но я вытягиваю, будто клянясь.
До бесконечности
Понятно, что песню выбрала я не случайно. Пока ещё не знаю почему, ещё не знаю для чего или как, пока что просто…
Как огня,
Как огня.
Во время проигрыша я осмеливаюсь поднять глаза на Стаса, мне даже искать его не надо. Стоит напротив, привалившись к стене и спрятав руки в карманы. Может быть, даже на том самом месте, где до этого был Жан. Это почти страшно, смотреть на него, потому что он опять растерян.
В том порту меня так ждали,
Там по-мужски мне руку жали,
Там так тепло меня любили,
Зачем они меня убили.
Вроде как пою, даже в голос, даже громко… А у самой такое чувство, что шепчу. Ему. Свою историю, которую он ещё не знает, но однажды я расскажу ему всё. И про Олега, и про себя, и про ошибки… про то как музыка однажды ушла от меня. И Стас поймёт. Он уже слышит меня, ещё не знает, что именно, но разве это имеет хоть какое-то значение? Песня — это моя история, моя гарантия, моё откровение.
Пара слов,
Капелька нежности
Я тебя,
Я тебя
Одного
До бесконечности
Как огня,
Как огня.
Постепенно растерянность на его лице меняется на что-то очень тёплое, родное, и при этом, крайне серьёзное. Он улыбается, но за этим нет ничего лёгкого или весёлого. Скорее это обещание, что я с тобой, я до конца…
Что за диво в самом деле
Над той землей звенят метели
И мы нисколько не хотели,
И каждый раз туда летели.
И нет всего остального мира для нас.
Только глаза в глаза, только вместе, только ты… и только я.
Пара слов,
Капелька нежности
Я тебя,
Я тебя
Одного
До бесконечности
Как огня,
Как огня.
Когда отголосок последнего звука затихает, Стас прямой наводкой идёт ко мне, не разрывая нашего зрительного контакта. По залу раздаётся пара неуверенных хлопков, большая часть из которых принадлежит Жану.
-Я знал, — довольно хохочет он. А я его особо и не замечаю, лишь не глядя возвращаю гитару. На этот раз он принимает её обратно, опять хочет что-то сказать, но мне не до этого.
Ведь Чернов уже здесь. Мгновение. И я стою на ногах, вжавшись в его грудь. А он запускает руки в мои волосы, бережно прижимая мою голову к себе.
-Поехали домой, — шепчет мне вмакушку.
-Где ты был? — вместо ответа интересуюсь я, всё-таки его отсутствие меня задело.
— С дядей Витей разговаривал, что-то его на мужские разговоры потянуло.
— Это я его впечатлила, — фыркаю, обретая подобие эмоционального спокойствия. Собственный поступок с песней и гитарой словно выбил из-под меня почву. Меня всё ещё потряхивает, но Стас держит крепко, делясь со мной своими энергией и силой.
— И не его одного, — разрушает нашу интимность довольный Жан.
Наверное, надо отлипнуть от Чернова и сказать хоть что-то, но собственное тело не желает слушаться, да и сильные мужские руки не отпускают.