Ирина Степановская - Тем, кто не любит
Машины кортежем двинулись прочь. Первым со двора торопливо уехал милицейский «уазик». Потом двинулся Алексей. Любопытные, тихо переговариваясь, начали расходиться. Алена плакала, опустив лицо в испачканные ладони, и повторяла как заклинание: «Ты ведь не дашь посадить меня в тюрьму? Ты ведь не дашь?»
Оперативник, отправивший «УАЗ», а сам оставшийся в гостинице снимать показания, разговаривал с администраторшей в фойе и с усатыми мужиками в ресторане. Когда он закончил писать, уже начало работать метро, и следователь прямо из гостиницы поехал в больницу.
16
Славик Серов ехал с частником назад в гостиницу. В тот год, когда Наташа вернулась из Праги, он тоже вот так же ехал ночью, и одуряюще цвели липы.
Наташа была в Чехии по приглашению какой-то фармацевтической фирмы, рекламирующей свой товар в бывших странах восточного единства. Наташе был очень важен этот контакт. Она надеялась заключить договор на проведение ряда исследований для своей лаборатории. Слава работал в эти дни не много, Катя обреталась у бабушки с дедушкой. К ним в отделение на работу поступила новая медсестра, и Серов решил пригласить ее в гости. То ли другие девчонки не успели предупредить ее, какой он злостный бабник, то ли она сама, будучи весьма самоуверенной и решительной особой, решила потягаться с его женой, только девушка приняла приглашение с удовольствием. Он пригласил ее в воскресенье с утра, и день, скрашенный ее наивными уловками, пролетел незаметно. К вечеру, как обычно, ее щебетание потеряло для Вячеслава всякую прелесть, и он был рад, что на ночь сможет переменить постельное белье и остаться в постели один на один с пультом телевизора. Он не хотел обижать гостью, выпроваживая столь бесцеремонно. Они вышли на улицу под предлогом важного дела, и, пока он провожал ее до троллейбусной остановки, им пел грустные, сладкие песни летний вечер. Когда подруга, несколько удивленная их скороспелым расставанием, сердито плюхнулась на сиденье в по-воскресному пустом троллейбусе, Слава обещающе помахал ей в окно. Вячеслав Сергеевич мог только догадываться о том, что подаренные им на прощание розы были уныло опущены в трехлитровую банку, поставленную на подоконник в комнатке общежития медсестер, и к утру уже завяли от табачного дыма. Подаренное шампанское было выпито, и конфеты съедены вместе с подружкой, перевязочной медсестрой.
– Брось ты расстраиваться, он известный бабник!
Вячеславу Сергеевичу было это все равно. Он хотел прибраться в квартире и остаться один.
Когда он вернулся с троллейбусной остановки, в кухне на неприбранном столе его ожидала записка от жены.
– Ну вот, свершилось, – он прочитал и бросил листок. – Застукали!
И этого следовало ожидать. Он был идиотом, что пригласил подругу накануне самого Наташиного приезда.
Обдумывая потом поворот тех событий, Вячеслав не мог однозначно ответить, зачем Наташе вообще тогда надо было показать, что она его поймала. Она могла сделать вид, что вообще не входила в квартиру. Нет, теперь он не сомневался, что своей запиской она именно хотела показать ему, что знает. Но за знанием должны были следовать какие-то действия… Действий с ее стороны не последовало. Другое дело, что Слава их и не хотел. Сам провоцировал Наташу, но последствий боялся. Тогда к чему все-таки был устроен этот демарш?
«Я рада, – было написано на листочке бумаги, вырванном из записной книжки, – что ты хорошо провел время в мое отсутствие и не скучал».
Почерк был вкривь и вкось. Видно, она торопилась, чтоб не столкнуться с ним прямо в дверях. «Я вернулась пораньше, так как Катя сказала по телефону, что мама чувствует себя нездоровой. Я поеду сейчас прямо к ним».
В спальне, прямо у смятой постели, стояли ее чемодан и какая-то розовая коробка, а два бокала на тумбочке, один из которых явственно хранил следы чужой губной помады, были демонстративно прикрыты развернутой газетой. Будто ее так небрежно бросили, даже не успев прочитать.
Серов глупо хихикнул. Такой афронт случился с ним впервые. Пошел на кухню. В раковине холодели от ужаса две тарелки, две вилки, два ножа и две кофейные чашки. На сковородке в матовом жире стыло недоеденное куриное крылышко, а на разделочном столе листья молодого салата сплетничали с хвостиками редиски и обрезками ветчины. Вячеслав Сергеевич был поставлен в нелепое положение. Что же сейчас ему делать? Снова готовить обед – получится, что он подлизывается и заглаживает вину. Ничего не готовить – того хуже. Раз сам виноват – нельзя лезть в бутылку.
В раздумье Вячеслав Сергеевич вышел на улицу и побрел в магазин. Он решил, что шведский стол будет лучшим выходом из положения. Сумерки сгущались, наступила ночь, а его жена все не появлялась. Ее машина пылились на улице возле подъезда. Значит, Наташа взяла его машину и поехала на ней. Звонить старикам ему было неудобно. Вячеслав набрался терпения и стал ждать. И зачем ему вообще нужны были эти мимолетные встречи с подругами? Он и не привязывался ни к кому из тех девушек, с которыми проводил время в постели. Был ли Слава неутомимым и страстным любовником? Нет, и он знал это. А отказаться от этих встреч не мог. Они ему были важны. Ни баня, ни редкие цеховые попойки не давали ему чувства освобождения. Природой, которая сделала из него самца, он поставлен быть господином. С Наташей Вячеслав Сергеевич чувствовал себя ровней, и это было против законов природы. Противно еще и то, что со своей первой женой Серов явно ощущал собственное превосходство, но это тоже не давало ему счастья. Будучи человеком прямым и честным, Славик понимал, что в обоих случаях он просто самоутверждался таким способом. Он понимал, что поступает нехорошо, но если пытался сдержаться, чувствовал, что все валится из рук: хуже и с большими усилиями даются ему операции, начинаются неясные боли в желудке, зудит кожа, по пустякам повышается голос. Он принимал этот сигнал как руководство к действию и начинал с нетерпением ждать, когда его жена отбудет в командировку хоть на какой-нибудь срок. Благо теперь она уезжала нередко. На следующий же день после ее отъезда Серов устраивал так называемую оттяжку и потом со спокойной душой и с нетерпением дожидался ее приезда.
И все время его угнетала мысль, что он недостоин Наташи. Она объездила весь мир, она много видела. Он только слушал ее и не знал, о чем ему говорить. Его шуточки повторялись, рассказы о детстве были исчерпаны. Она никогда не подавала виду, что ей с ним давно неинтересно, но Слава подозревал, что было именно так. На самом деле Наташа за день уставала так, что рада была помолчать хотя бы дома. К политике оба они были абсолютно равнодушны. На природу они выбирались редко. Если бы белок, живущих в парке, кормили только Слава с Наташей, как собирались, когда Серов привез Наташу в Москву, так белки давно уж померли бы с голоду.
