Татьяна Алюшина - Две половинки
«Интересно, как бы ты это сделал, дорогой! – усмехнулся про себя Степан. – У тебя и сейчас кишка тонка, вон за разрешением ко мне пришел, а туда же, «разобраться по-мужски»!»
– А потом задумался, – продолжил исповедь муж-возвращенец. – Нет, думаю, что-то здесь не так! Столько времени они встречаются и ни туда ни сюда! И понял, что это она на меня так сильно обижается, а не тебя так уж любит. А тут беда с Верой случилась, и я решился, все! Пусть как хочет сопротивляется, не отступлюсь! И сын у нас, и, кроме нее, мне никто не нужен!
– Правильно, – поддержал решение Степан. – Когда беда случается, всяческая глупость отпадает сама собой. Давай, Игорь, береги свою семью. А пацан у тебя замечательный, и теща хорошая. Удачи.
– А ты что, ничего против не имеешь? – остановил Игорь встающего из-за стола Степана.
– Я не понял, – «включил» доктора, на сей раз, видимо, психолога, Больших, – тебе мое благословение, что ли, нужно? Или ты за отпущением грехов ко мне обратился? Так это не ко мне! Нужна тебе твоя семья? Так и дерись за них зубами, когтями, а не проверяй, свободен ли путь! Ей сейчас не покаяния твои нужны и не жалобы, а твердое руководство! Да, трудно, да, больно – слезы вытер, по головке погладил и за руку на процедуры и к врачам отвел! А ты решил мне тут каяться! У меня самого грехов мужских – не отмолить! Иди и делай то, что должен, если ты мужчина! А мне пора!
Степан встал, кивнул Игорю, прощаясь, подошел к официанту, расплатился и, выйдя из кафе, направился обратно в больницу. Побеседовать с доктором, на чьей фамилии вся Россия держится.
Стаськин «фордик» стоял на своем месте под домом.
Решив не звонить в домофон, не предупреждать о своем приезде, Степан дождался, когда из подъезда кто-то вышел и, пренебрегая лифтом, помчался по лестнице, перемахивая по три ступеньки, на ходу улыбнувшись пришедшей в голову мысли, что приобретает новый навык, имеющий все шансы перерасти в привычку – скачет вьюношей по лестницам к любимой женщине.
Он долго звонил, но никто не торопился открывать. Вспомнив про наличие в кармане ключей от ее квартиры, Степан открыл дверь и вошел.
– Стася! – позвал он с порога.
Тишина в ответ.
Он разулся, снял куртку, обошел планомерно квартиру, не обнаружил хозяйки, только кружку с остывшими остатками чая у компьютера.
– Ладно, подождем! – радостно поделился планами с квартирной тишиной Больших.
Прилег на диван, включил телевизор и уснул спокойным, нетягостным сном.
Стаське захотелось пройтись.
Она частенько пускалась бродить, когда назревала потребность обдумать что-то или прилетала грусть-тоска.
Станислава преданно и верно любила Москву больше всех городов в мире. Особенно старую часть города, центр. Небольшие улочки со странными заворотами и неправильными углами пересечений, невысокие дома, неожиданные в каменном пространстве маленькие скверики, Бульварное кольцо. Все это настраивало ее на какой-то минорный лад, спокойный, умиротворяющий, помогая течь мыслям неспешно, самим выбирая направления размышлений.
Больших вчера дежурил, и, посмотрев новости по трем разным каналам, подробно освещающим масштабную аварию на Подмосковной трассе, Стася сильно подозревала, где именно доктор Больших «весело» проводит свою рабочую смену.
А сегодня у него с утра посещение Веры в больнице.
И Стаська с замиранием сердца ждала его звонка после этого посещения. Что там, как? Все плохо и трудно? Тогда Степан по горло залезет в эти проблемы – и привет Стаське!
Она медленно шла, не зацепляясь сознанием, куда сворачивает и по каким улицам бродит, занятая важными размышлениями.
За эти почти два месяца с момента встречи, перевернувшей жизни обоих, что-то неотвратимо в ней изменилось. Словно выкристаллизовались, обрели четкие очертания, осмыслились те грани характера, которые проявлялись раньше только намеком, не имея повода заявить о себе громко.
Как по-разному, размышляла она, приходит к людям настоящее чувство. Кто-то может годами дружить, общаясь в одной компании, и не осознавать своих истинных чувств, внезапно проявляющихся при каких-то обстоятельствах, и оказывается, вот же он, тот самый человек, всегда был рядом! И ты его столько лет знал и не понимал, что это именно он. Или начинается все с влюбленности, долгих ухаживаний и постепенно превращается в любовь.
Почему так внезапно, так мгновенно произошло у них со Степаном?
Почему сразу, в тот же день, когда она его увидела впервые, Стаська уже понимала, чувствовала, что это ее человек и что ее мир изменился кардинально с его появлением?
Минуя процесс узнавания, притирания, положенного флирта и свиданий, они оба почувствовали, что это настоящее, так испугавшее их своей серьезностью.
Дела Божьи.
Как часто бывает так, что понравился тебе человек и ты присматриваешься к нему, открывая новые качества, которые тебе импонируют. И тебе нравится, как он говорит, двигается, слушает, как выглядит, пахнет, одевается. Погружаясь в его мир, ты открываешь много интересного, привлекающего тебя все сильнее. А присматриваясь, понимаешь, что у вас все может сложиться замечательно, и уже думаешь о нем как о партнере, но…
Но не происходит какого-то чуда, что ли, и, вроде вы так прекрасно подходите друг другу, совпадаете, и влюбленность есть, и сексуальное притяжение, а волшебства не случилось…
И мы сразу предъявляем человеку, вошедшему в нашу жизнь, требование соответствовать тем нормам поведения, которые считаем единственно верными. И оцениваем по тому критерию, насколько он попадает в эти «правила» – плохой-хороший, умный-глупый, подлец-герой. Искренне, до глубины души уверенные, что только наши оценки и критерии и есть единственно правильные.
И никакие больше!
Кто утвердил эти правила?
Общество? Социум? Какие-то умные тети и дяди?
То есть навязываем, требуем соответствовать нашей индивидуальной картине мира, а иначе ты бяка! Плохой, предатель, козел, чужой! Меняйся, становись таким, каким я хочу тебя видеть, тогда будем дружить!
– Господи, с чего это меня понесло философствовать в такие дебри? – поразилась своим мыслям вслух Стаська, словно опомнившись.
И ответила сама себе, на этот раз мысленно, увидев, как шарахнулась от нее какая-то тетка-прохожая, когда Стаська взялась беседовать сама с собой в голос:
«Да потому что я такие же стандартные требования стала предъявлять Степану! Сразу! Обывательские, узколобые понятия, как правильно он должен поступать, а поступает неправильно! И мне от этого больно!»
Нам невозможно признать, что другой человек может быть иным, со своей самобытной единичностью, и у него свой набор установок и представлений, что правильно, а что нет и как должно поступать людям!
