Сьюзен Айзекс - Волшебный час

— Недвижимость.

— Недвижимость, — повторил я. — У вас тут, в Ист-Хэмптоне, дел, наверное, невпроворот.

— Я вам сейчас скажу, о чем вы подумали, — заявил Гидеон. — Идет?

Я пожал плечами.

— Вы подумали: э-э, милок, мне-то раз плюнуть сплавить Бонни Спенсер в тюрьму на пожизненное заключение, а этот торговец землей, пидор-адвокат, который представляет ее интересы, не в состоянии будет сделать ничего, кроме как помахать ей ручкой на прощанье.

Я снова сел и постарался изобразить изумление по поводу этого смехотворного — даже, я бы сказал, предвзятого — суждения. Мне это далось с трудом, потому что, честно говоря, я как раз так и подумал.

— Только знаете, Бреди, все сложится совершенно по-другому. Я скажу вам, как все сложится. Если вы просто играете с ней в кошки-мышки, я надеюсь, что у вас хватит ума прямо сейчас это прекратить. Не дожидаясь, пока я пожалуюсь вашему руководству.

— Думаете, я боюсь? Валяйте. Жалуйтесь. Мое начальство сидит в этом же офисе, комната около приемной.

— Вы должны бояться, я думаю.

— Нет.

Он помолчал.

— Ладно. Если вы всерьез думаете, что дело обстоит именно так, а не иначе, подтвердите это. В этом случае я пойду и приведу Била Патерно.

Я взял со стола ручку и начал катать ее между ладонями: в Саффолк Каунти Патерно считался лучшим адвокатом по уголовным делам.

— Вы что же, полагаете, что Бонни Спенсер способна заплатить за Билла Патерно? — спросил я, пытаясь говорить бесстрастно, будто бы я и не знал, что у нее туго с деньгами.

— Нет, она не способна. Но я заплачу. — Гидеон начал говорить с еврейским акцентом. — Слава Богу, я очень неплохо зарабатываю, и у меня накоплены солидные средства. — А потом добавил: — Бонни — одна из моих ближайших приятельниц.

Вон оно что, подумал я. Представляю: Гидди и Бонни. Он отвозит ее к себе в Ист-Хэмптон попить мексиканского пивка с сырными палочками, а там уж они вволю хихикают и сплетничают про Элтона Джона, Джимми Соммервиля и других известных педерастов или испытывают друг к другу сложные и противоречивые чувства.

— Это ваше право, мистер Фридман, нанять хоть Патерно, хоть черта в ступе. Но Бонни все равно придется сдать эти пробы. И тогда она у нас в руках.

— Но на каких основаниях? Только потому, что она умеет стрелять? Я вас умоляю. В штате Юта любая девушка может обращаться с винтовкой.

— И что, им вместе с тампаксом в аптеке бесплатно выдают по винтовке калибра 5,6?

— Кстати сказать, а где эта винтовка? — поинтересовался он.

Я не ответил.

— У Бонни нет никакой винтовки. И она не имеет никакой возможности ей воспользоваться. — Гидеон помолчал и добавил: — Вы ведь не обнаружили орудия убийства?

Я молчал.

— Почему именно Бонни? Почему не Линдси?

— Линдси?

— Линдси тоже умеет стрелять. Не верите? Возьмите в прокате фильм «Трансвааль». Это, конечно, белиберда несусветная, но там она вовсю скачет с винтовкой.

— Она ведь актриса. И то, что у нее в руках винтовка, вовсе не значит, что она умеет с ней обращаться.

— Но ведь это можно выяснить.

— Видите ли, мистер Фридман, нам известно, где Линдси Киф находилась в момент убийства.

— И что? — осведомился он, снимая невидимую пылинку с рукава своего твидового пиджака. — Вы намекаете, что моя клиентка в момент убийства находилась где-то поблизости от дома Сая?

— Вполне вероятно.

— Чепуха.

Я снова пожал плечами.

— Прекратите пожимать плечами, — потребовал он, — это раздражает. Давайте поговорим начистоту. Вы ведь не собираетесь мучить эту женщину? Вы просто хотите слегка ее припугнуть. Вам это уже удалось. Она запугана до предела. Почему бы вам не поставить меня в известность о цели этих проб? Подумайте хорошенько. Может, я соглашусь с вами — если только это не глупость или не делается с целью каким-то образом ей навредить.

Я уже думал над этим. Единственный случай, когда подозреваемому позволяют узнать, какими уликами располагает следствие, — это случай, когда его рассматривают как главного подозреваемого и хотят добиться от него признания. А я, собственно, так уж не спешил, я мог еще сутки подождать. Я чувствовал, что еще полно неотслеженных вариантов. К тому же мне нужно было прикрыть себя на предмет нелегального обыска у Бонни и получить ордер, чтобы потом официально «обнаружить» опись дома и деньги в сапоге. Эти два момента развязали бы окружной прокуратуре руки и позволили бы прищучить Бонни.

— Понимаете, — объяснил я Гидеону, — преступник, конечно, вел себя очень разумно. Но не настолько. Он или она, — тут Гидеон состроил кислую мину, — наделал так много оплошностей, что мы до сих пор то там, то сям на них натыкаемся. Ящик с уликами, таким образом, столь тяжел, что судебному исполнителю придется вызывать целый грузовик, чтобы внести его в зал суда. Так что сами понимаете, глупо рассказывать вам, чем мы располагаем, раз уже сегодня в полдень у нас будут новые улики — может быть, решающие.

— По-моему, вы блефуете, — заметил Гидеон.

— Сделайте милость, мистер Фридман. Передайте вашей клиентке кое-что от меня. Скажите ей, что, если она это сделала, ей лучше признаться сейчас. Может, мы придем к решению, которое устроит обе стороны.

— Почему вы не хотите вести себя достойно? Она действительно хороший человек. Почему вы не допускаете даже малейшего сомнения насчет ее невиновности?

— С вашего разрешения я продолжу. Если она не захочет нам помочь, если она не явится с повинной, ситуация сложится худо для нее.

— Скажите мне одну вещь, — начал Гидеон. — Вы и вправду думаете, что способны объективно судить о моей клиентке?

Ох и не понравилось мне, как он меня рассматривал. У меня внутри возникло нехорошее, тошнотворное ощущение. Интересно, он что-то во мне заметил? Или Бонни ему что-нибудь сказала? А что она вообще могла сказать? Что один раз я стоял слишком близко от нее? Что пару раз она заметила, что кое-что выпирало из моих штанов, и это вовсе не был пистолет?

— Конечно, я абсолютно объективен. Она очень милая дама. У нее хорошее чувство юмора. Она очень дружелюбна. Я лично думаю, что она чрезвычайно мила. — Гидеон внимательно слушал. — Но, будучи чрезвычайно милой, она совершила дурной поступок.

— Вы ошибаетесь.

— Мне очень жаль, но я не ошибаюсь. Понимаете, я уверен, что Бонни чувствовала себя, — как бы это сказать, — униженной. Разведенная, одинокая, бедная неудачница. И тут возникает бывший муж. Подмигивает ей, пару раз трахает… Мы ведь все уже знаем, хоть она и клянется, что это неправда. Она постоянно лжет. На самом деле он ведь с ней спал, а потом сделал ей ручкой. Ни дружбы никакой, ни женитьбы, ни денег не посулил. Ах, да, ни фильма по ее сценарию. Ни черта. Вот она с ним и расправилась.