Ольга Егорова - Розовая пантера
— Давно, — согласилась она, ответив на его улыбку, — а кажется, вчера только все это было.
Он проводил ее до двери. Уже выходя, она обернулась и спросила как-то слишком спокойно:
— Может, я еще как-нибудь зайду?
— Зайди, — ответил он так же равнодушно. Она пришла на следующий же день.
Пришла, принесла с собой аромат весны и целый ворох фотографий, привезенных из новогодней поездки в какую-то Богом забытую деревню. Они сидели втроем на кухне с мамой, Анна Сергеевна улыбалась, но Алексей все же время от времени ловил ее тревожные взгляды, понимал и не понимал эту тревогу, догадывался и не знал, чем она вызвана. Рассматривал внимательно фотографии.
— Не поймешь вас, молодых. Зачем ехать куда-то за сотни верст Новый год встречать? Почему бы не посидеть дома, елку зажечь, телевизор посмотреть. Вместе.
— Вместе, — повторила Людмила с какой-то натянутой улыбкой. — С кем вместе-то, Анна Сергеевна? Новый год ведь — семейный праздник…
Анна Сергеевна как-то грустно вздохнула, накрыла ладонью тонкую кисть Людмилы, ничего не сказала. Выпили по две чашки чая, и Людмила снова ушла, в этот раз не спросив уже: можно?..
Остаток вечера они не разговаривали, разойдясь по своим комнатам. Алексей чувствовал себя как-то неуютно, не давала покоя непонятно откуда взявшаяся обида на мать. Он ведь расшифровал ее с полуслова, с полувзгляда. Снова затосковала, как когда-то давно, по семье, по несостоявшимся до сих пор внукам. Не выдержал, отложил в сторону начатую книгу, вошел к матери в спальню. Она лежала на кровати с газетой в руках.
— Какие новости в мире, мама?
— Много новостей. В мире все время что-то происходит, — ответила она не глядя.
— Мам, скажи, что случилось-то?
— Случилось? Ты о чем?
— О том. О твоем плохом настроении, об этих взглядах тоскливых… Знал бы, что она так на тебя подействует, — на порог бы не пустил.
— Ну что ты, Леша. Она хорошая девушка, ты же знаешь, она мне всегда нравилась. Жалко ее.
— Жалко? Да почему ее должно быть жалко?
— Одинокая она. А хорошая девушка не заслуживает одиночества.
— Так не вечно же одинокой будет. Выйдет рано или поздно замуж, кучу детей нарожает…
— Не выйдет она замуж.
— Да почему?
— Да потому что ты ее не пускаешь.
— Мама, — рассмеялся Алексей, — слушай, ты никогда не пробовала любовные романы писать? Или сценарии для каких-нибудь сериалов? У тебя бы отлично получилось: ты умеешь очень тонко чувствовать все эти сопли и слюни на пустом месте.
— Ладно, Алексей. Иди спать, поздно уже.
— Ну вот, обиделась… Все кругом хорошие, один я плохой. Угораздило же меня на свет родиться…
— Дело не в том, что ты плохой, и никто тебе этого не говорит. Только разве ты не видишь — она ждет? Все время, столько времени уже ждет…
— Чего она ждет? У моря погоды? Скажи, в чем я виноват?
— Ты ни в чем не виноват. Только я думаю, если ты к ней никаких чувств не испытываешь, если не видишь никакого будущего у этих отношений, так и сказал бы, и не нужно было снова…
— Да какое будущее? Какие отношения, мама? Встретились случайно вчера, зашли, посидели, она сегодня опять пришла, я ее и не звал, между прочим…
— Не случайно, — ответила Анна Сергеевна, отложив в сторону газету. — Совсем, Леша, не случайно.
— А как же? — опешил Алексей от такого поворота событий. — Судьба нас свела, что ли?
— Не судьба никакая. Это я.
— Ты?
— Ну что ты так смотришь… Она позвонила днем, спрашивала про тебя, говорила… Много чего говорила. Сказала, что хочет тебя увидеть, только прийти не решается. Вот я ей и посоветовала устроить эту случайную встречу возле магазина. Я же знала, что ты после работы в магазин пойдешь за продуктами…
— Мама! — Алексей просто за голову схватился от всего этого. — Зачем? Я не понимаю — зачем?
— Я подумала: может быть, ты…
— Знаешь что? Ты уж определись как-нибудь. — Он прямо-таки взорвался. — То за сахаром меня посылаешь, который не нужен, — или забыла уже, всего-то несколько месяцев прошло, то встречи мне какие-то романтические возле магазина организовываешь. Мам, не пора ли успокоиться? Жизнь идет своим чередом, нам знать не дано, что будет дальше. Могла бы догадаться, что ничего хорошего из этого не получится!
— Но почему? — спросила она мягко, с робкой надеждой в голосе.
— Да потому, что не люблю я ее, мама! Не люблю и не любил никогда! Неужели это не понятно?
— Так и будешь, — вздохнула она, опустив глаза, — так и будешь всю жизнь смотреть на эту свою картину?
— Буду, — разозлившись еще сильнее, ответил он почти грубо. — Буду смотреть. На эту свою картину. Мое дело, моя жизнь, моя картина!
И вышел, хлопнув дверью. Долго не мог уснуть, ворочаясь в кровати. Решил на следующий же день позвонить Людмиле и прекратить все эти «пузыри и сопли», взявшиеся из ниоткуда, на пустом месте возникшие.
Позвонил, как и обещал себе, на следующий же день. Но поговорить не смог: трубку никто не взял. В этот вечер Людмила не пришла, и на следующий день тоже. Пришла только через неделю, в пятницу вечером. На пороге ее встретила Анна Сергеевна. Алексей вылетел из комнаты, собираясь сказать все как есть. Но увидел радостное, почти счастливое лицо матери и не сказал ничего. Сидели опять втроем на кухне, пили чай, смеялись чему-то. Людмила задержалась — нехотя одевшись, он пошел ее провожать, посадил в такси, но так и не произнес почему-то этих слов: не приходи больше. Подумал: может, сама догадается, почти сразу забыл о ней и не вспоминал до тех пор, пока она не пришла снова.
Эти нечастые ее визиты Алексея в общем-то не напрягали — если бы не укор в глазах матери, он и не задумывался бы ни о чем. Жил бы себе спокойно дальше, смотрел на портрет на стене, ходил бы на работу, книжки бы читал, в баре иногда посиживал все с тем же бессменным приятелем Андреем, все в том же баре, «Вавилоне»…
Как-то, вернувшись с работы домой, Алексей застал его у себя в комнате. Андрей сидел, бесцеремонно положив ноги прямо на письменный стол и не отрывая взгляда от противоположной стены. Той, на которой висела картина.
— Привет, Андрюха.
Тот даже не услышал.
— Медитируешь?
— Слушай… — Андрей наконец повернулся к нему, и по его знакомым темно-карим глазам пробежала какая-то незнакомая тень. — Это ты рисовал?
— Нет, не я. Клод Мане прислал-таки подарочек с того света.
— Ты рисовал? — Чувство юмора его приятель в тот вечер утратил напрочь.
— Ну я, кто же еще? У нас тут больше никто этим не занимается.
— Дурак ты, значит, Прохоров, — прореагировал весьма оригинальным образом приятель на его ответ.
— Это еще почему?
— Потому что кирпичи кладешь на стройке.