Арина Ларина - Поцелуй с разбега!
– Вот. Это дружба, это я понимаю!
– Да ей просто заняться нечем!
– Вот пусть она и займется тобой! Для чего еще нужны друзья?
– Муськина не друзья! Она ужас, летящий на крыльях ночи. Мам!
– Все. Мне на работу надо. Сможешь своей Муськиной двери открыть?
Верочка обиженно промолчала, отвернувшись к стене.
Муськина ввалилась румяная и пышущая здоровьем, вызывая у Верочки тихую зависть. Сама Вера тихо покачивалась, держась за дверную ручку, и терпеливо ждала, пока Алла разденется. Процесс был долгим, поскольку «тимуровка» постоянно отвлекалась, строя предположения о причинах Верочкиного недуга.
– Алка, у меня голова болит, – не выдержала ее стрекота Верочка.
– Конечно-конечно, – засуетилась Муськина. – Молчу!
Но молчать она не умела по определению. Новости и сплетни сыпались из Аллы, как горох из прохудившейся корзины. А поскольку Верочку она не видела довольно давно, то и брешь в новостях о ее личной жизни Муськиной тоже требовалось как-то заполнить.
– Как твой мужчина? Я считаю, что он должен быть рядом в такой тяжелый момент? – бросила Муськина пробный шар.
– Угу. Мама тоже так считает, – вежливо промычала Вера.
– Его мама? Он уже познакомил тебя со своей мамой? – Аллочка всплеснула пухлыми ладошками и трогательно закатила глаза, став похожей на переросшего ангелочка, повозившегося в чужой косметике.
– Алка, мне плохо, отстань!
– Значит – нет?
– Нет, не познакомил!
– И что это значит? – Муськина собрала лоб в задумчивую гармошку, сквозь которую явно просвечивало абсолютное отсутствие мыслительного процесса. Аллочка как обычно ждала чужих выводов.
– Ровным счетом ничего…
Спас Верочку звонок в двери.
– Кто это? – Муськина заметалась по комнате. Похоже, она собиралась спрятаться, подозревая, что к Верочке заявился кавалер. Интересно, что уйти ей даже не пришло в голову. Ну, конечно, разве любопытная Муськина могла покинуть поле боя, не выяснив все подробности!
– Алла, иди открой, это врач! – тихо рявкнула Верочка. Должна же была от подруги быть хоть какая-то польза.
– Врач? – Алла откровенно расстроилась. Но послушно потопала в прихожую.
– Здрасти, – донеслось до Верочки. – А вы точно доктор?
В голосе Муськиной было такое недоумение вперемешку с сомнением, что Вера застонала: если это действительно врач, то он с порога должен возненавидеть и пациентку, и все, что с ней связано.
– Руки мыть будете? – сурово вопрошала Муськина, ощутив себя хозяйкой положения.
«Убью!» – подумала Верочка и поправила одеяло, пожалев, что так и не оделась.
Первой в комнату вошла Муськина, вращавшая глазами и строившая жуткие рожи. Следом за ней, сопя как обожравшийся бульдог, вползла дряхлая бабулька в огромных очках. Врача в визитерше выдавал только стетоскоп, болтавшийся поверх кофточки с рюшами.
Доковыляв до стола, она тяжело плюхнула на него сумку и принялась в этой сумке рыться. Верочка покорно молчала, с благоговением и некоторой робостью, а Муськина терлась рядом, стрекоча как сверчок:
– Что с ней? Это опасно? Что купить? Вы рецепт разборчиво выпишете? Нам нужен больничный. Для работы.
Не говоря ни слова, бабулька принялась что-то размашисто писать на выуженной из ридикюля бумаженции. Судя по амплитуде движения локтя, почерк у нее вряд ли был особо разборчивым.
Закончив скрипеть пером, врач повернулась к Верочке и посмотрела на нее с некоторой брезгливостью.
– Это больная? – каркнула эскулапша. При этом она угрожающе щелкнула челюстями: судя по всему, зубной протез был ей велик, поскольку, замолчав, она продолжала катать его по рту, периодически выдвигая вперед, словно ящик старого комода. Бабка, конечно, не пребывала в маразме, но и особого доверия не вызывала.
Вяло пошлепав по Верочкиной спине и груди стетоскопом, она издалека заглянула ей в рот и изрекла:
– ОРЗ.
– Кто бы сомневался, – ядовито огорчилась Муськина. – Вы небось других болезней и не проходили.
То ли врачиха была плюс ко всему еще и глухая, то ли необидчивая, но муськинскую язвительную реплику она пропустила, велев Верочке пить аспирин.
– Поганка трухлявая, – подвела итог Алла, выпроводив докторшу. – Будем лечить тебя народными методами.
Выпотрошив Верочкин кошелек и по-хозяйски взяв ключи, Муськина отбыла в неизвестном направлении. К огромному облегчению Верочки, немедленно заснувшей от усталости и всех переживаний. Но безмятежный сон продлился недолго. Через час Муськина, таинственно блестя глазами, ввалилась в квартиру и начала шаманить.
Первой ступенькой к выздоровлению был бутерброд с чесноком. Единственным негативным моментом, связанным с вполне безобидным сандвичем, было отсутствие окончательной уверенности в том, что Филипп не раскается и не придет спасать свою болеющую принцессу. Верочка смутно помнила из школьного курса литературы, что принцесс спасают поцелуем. А из ширпотребовских кинушек про всякую нечисть она вынесла одно: чеснок – лучшее средство борьбы с вампирами. Натрескавшаяся чеснока принцесса никак не вписывалась в привычную канву.
Но Филипп был неизвестно где, зато прямо в ухо дышала деятельная Муськина, вознамерившаяся реанимировать сокурсницу безо всяких поцелуев, подручными методами. Несмотря на самоотверженную колготню по квартире и горестные причитания по поводу тяжелой болезни, подломившей хрупкое здоровье подруги, Верочка не чувствовала абсолютно никакой благодарности. Более того, Муськина раздражала, как прокисший продукт, завалявшийся в мусорном ведре: и нюхать невозможно, и сил вынести нет. Конечно, Аллочкин героизм базировался вовсе не на широте души, а на элементарном отсутствии других дел. Муськиной было скучно жить, а Вера вносила в ее жизнь некоторое разнообразие.
Суетливая однокурсница значительно расширила Верочкин кругозор в части народной медицины. После бутерброда с чесноком Муськина начала нарезать круги по комнате, держа в руке то ли свечу, то ли какую-то палочку, чадившую, словно подбитый самолет. Как только помещение, на взгляд спасительницы, достаточно сильно провоняло продуктами горения, она начала совать палочку под нос обалдевшей Вере и требовать, чтобы та вдыхала как можно глубже.
– Это стрелка чеснока, лучший способ вылечить насморк! – наседала Муськина и многообещающе добавила: – Сейчас я еще одну штуку сделаю, после нее ты совсем поправишься.
Почему-то словосочетание «совсем поправишься» в исполнении Аллочки звучало угрожающе.
Решительный удар по болезни оказался чудовищной акцией, следствием которой стало выдворение Муськиной из квартиры вернувшейся Ярославой Аркадьевной. Алла слегка превысила полномочия и обмазала покорную Верочку медом вперемешку с подсолнечным маслом. Содрогавшуюся от отвращения и холода подругу она обмотала полиэтиленовыми пакетами, а сверху – простыней. Мед и масло благополучно просочились на диван, а обалдевшую от слабости Верочку пришлось долго и почти безуспешно отмачивать в ванне, которая тоже немедленно покрылась тонкой масляной пленкой.
