Стань моей, если осмелишься - Осадчук
— Такая бледная… Тебе плохо?
— Всё хорошо, — натянуто улыбаюсь, но получается неубедительно.
— Нет, ты, пожалуйста, не обманывай меня. Волнуешься?
— Так, а чего волноваться? Меня же никто не съест на вашем аукционе, — подбираю мусор и сую босую ногу во вторую туфлю, как робот прохожусь туда-сюда, чтобы мама оценила.
— Тебе нравится? — с надеждой спрашивает она, я же чувствую, как узкий носик жмёт мои пальцы.
— Неудобные, — спотыкаюсь о коврик и чуть не падаю на маму. Слёзы почему-то именно в этот момент заполняют мои глаза.
— Ушиблась? Васюша, больно? Ты плачешь? — мама обнимает меня за плечи, успокаивая своим теплом.
Мотаю головой, она усаживает меня обратно на пуфик.
— Вася, надеюсь ты не из-за туфель это? Сейчас принесу другие, сама пока взгляни, вдруг понравится что-то, — как только она уходит, я выдыхаю, мне так нужно побыть одной, что каждая минута как глоток свежего воздуха.
Трясущимися руками беру телефон в руки и звоню Виссариону.
— Алло, Вася?
— Привет, ты занят?
— Привет, я еду в гостиницу.
— Ты не в Москве?
— Я в Питере, собираюсь на аукцион.
— А…точно… ты же едешь, я забыла совсем.
— Мы скоро увидимся. Ты рада?
— Я места себе не нахожу. Ты что — нибудь слышал о Нарвале?
— Ты всё уже знаешь?
У меня сердце пропускает пару ударов, в глазах начинает темнеть, я расправляю смятый кусок бумаги и начинаю обмахиваться этим обрывком.
— Что именно знаю? Можешь не медлить?! — почти кричу, роняя слезинки.
— Что он пошел против отца.
— Да знаю я, хочу знать закончилось всё или нет, ты меня в напряжении держишь!
— Мы поругались, я отговаривал его, но он меня не послушал. Поэтому мы не разговариваем.
— А вдруг говорить уже не с кем? Как ты можешь быть таким ребёнком?
— Ты позвонила, чтобы ругаться?
— Что ты за друг такой? Неужели не можешь помочь ему?
— Василиса, ты… плачешь? Тебе плохо? Давай встретимся прямо сейчас?
— Что? Нет, я занята. Зачем это нужно?
— Поговорим с глазу на глаз. Хочу проверить вменяема ты или нет, — он решил позлить меня?
— Я вменяема, просто мне нужно…попробуй выяснить что там с Нарвалом.
— Где ты?
— Неважно, когда что-то узнаешь, обязательно позвони мне.
Вешаю трубку при виде приближающейся мамы. Она оборачивается и что-то говорит моей тёте Наташе и Софии.
Быстро смахиваю слёзы и прячу телефон в маленькую сумочку.
— Василиса, мы заглянули в соседний магазин, там есть красивые белые туфли, — говорит София, удерживая в руках огромные пакеты с вещами. Светлые волосы упали ей на глаза и она сдувает их, выпятив вперёд нижнюю губу.
— Да, и они с широким каблуком, как ты и хотела. Всё нормально? — сдвинув брови, говорит Наташа — мама Софии, заметив, как я расклеилась.
У неё в руках тоже много пакетов, они обе закупались по полной.
— Конечно, всё отлично! Идём за теми туфлями, — поднимаюсь с пуфика и с улыбкой до ушей следую за ними.
— Заклинит рот и будешь такой безумной до конца своих дней, — незаметно для наших мам шепчет София. Я так и не рассказала ей правду, её это задевает и она злится.
— Я забочусь о твоей безопасности.
— Мой муж лондонский наркобарон, ты уверена, что именно твои тайны навредят моей жизни?
Хоть София и злится, её глаза горят огнём, она любит ходить по магазинам, но за вещи не цепляется, сестра просто вешает их в шкаф или дарит подружкам. Ей больше нравится сам процесс.
— А беременным разве можно поднимать тяжести? — киваю на её покупки.
— Не завидуй, — вскинув носик кверху, она ускоряет шаг, заканчивая наш разговор.
Эти белые туфли оказываются не только красивыми, но и удобными, ещё у них голубая кайма в цвет моего платья, к ним полагается клатч на серебряной цепочке в таком же цвете.
Естественно мы покупаем не колеблясь, у меня уже ноги гудят, пятый час похождений даёт о себе знать.
К завтрашнему мероприятию всё готово, на завтра мама записала меня на укладку и макияж, я скидываю Егору сообщение, чтобы знал, во сколько буду выходить из дома.
После этого всего я хочу сбежать домой, но меня тянут в китайский ресторан, если сбегу сейчас, все точно поймут, что что-то не так и задушат меня вопросами, а именно сейчас я не готова отбиваться.
Мы садимся за столик, София увлеченно что-то рассказывает, я только вижу, как шевелятся её губы, звук её голоса для меня просто неразборчивый гул.
Заказываю утку по пекински, не хочу есть голые углеводы, завтра мне нужно выглядеть на все сто, даже если мне плевать.
София заказывает суп-лапшу с вонтонами[4], а мамы берут по гунбао[5].
В своих размышлениях в ожидании еды, я не замечаю, как у меня начинает звонить телефон.
— Не хочешь ответить? — толкает меня в бок София.
Я словно отмираю, достаю телефон и тут же отхожу в сторону.
— Вася, ни с ним, ни с его людьми связаться не удалось, сказали что в Москва- сити произошел крупный взрыв, туда никого не пускают, связь глушат и все зачищают.
— Поняла… — говорю точно я в каком-то трансе.
— Твои люди конечно же не могут туда приехать, чтобы всё выяснить?
— Они приехали, откуда бы я узнал хотя бы это? Здание оцепили, никого не подпускают, ничего не говорят.
— Понятно, спасибо, Вис, до встречи.
— Василиса, у меня хорошее предчувствие.
— Пока.
Иду за стол, блюда уже принесли, мы едим и запиваем всё ароматным китайским чаем, мамы в шоке от того, какое острое блюдо заказали, они обмахиваются пальчиками и пытаются запить остроту чаем и заесть рисом.
Дома я сразу закрываюсь в своей комнате, предварительно умывшись, чтобы не пачкать косметикой подушку. Падаю на кровать.
Не знаю сколько проходит времени прежде чем за дверью слышатся торопливые шаги, затем деликатный стук.
— Кто там? — приглушенно спрашиваю в подушку.
— Твоя сестра, — говорит София басом, чтобы я не могла узнать её голос, это вызывает улыбку, она хочет развеселить меня.
— Входи.
— Тут заперто.
Встаю с кровати, тело налилось свинцом, с трудом передвигаю ноги.
София держит в руке пакет из доставки.
— Я принесла лекарства от грусти, — кивает глазами на пиццы и пакетик с коробочками и огромной бутылкой колы.
— Мне ресторана хватило, я так опухну и не влезу в платье завтра.
— Ты же понимаешь, что еда не для того
