Окровавленные руки - Аделаида Форрест

— Просто сделай это уже, — прошипела я, чувствуя себя странно храброй перед лицом того, что, как я была уверена, разорвет меня надвое. Эта темная сторона меня жаждала того, что делал Маттео, того, как он контролировал мое тело и требовал то, что хотел, без предисловий.

Он застонал, высвобождая пальцы. Он отказался от моей киски в пользу того, чтобы втирать смазку в себя, если сжимающий звук бутылки позади меня был хоть каким-то признаком. Когда он использовал обе руки, у него, наконец, не было другого выбора, кроме как отпустить мою шею. Я повернула голову, чтобы посмотреть на него, наблюдая за ним. Впервые, когда я посмотрела на него, я точно знала, кто он такой. Именно то, что он сделал.

Это ничего не изменило. Это не изменило того факта, что я любила его всеми фибрами души.

Я ненавидела себя за это, зная, что могу любить монстра, способного на такие непростительные грехи.

Когда его головка прижалась к моей попке, я попыталась расслабиться. Хотя раньше у меня не было анала, я знала достаточно, чтобы понимать, что напрягаться не в моих интересах. Он остановил меня рукой на бедре, медленно продвигаясь внутрь и заставляя меня хныкать под ним. Растяжение было неудобным, даже откровенно болезненным, но то, как удовольствие росло с каждым крошечным толчком в меня, было неоспоримым. Обхватив меня рукой, Маттео провел пальцами по моему клитору медленными, дразнящими кругами, добавляя больше удовольствия, чтобы подавить боль. Он сделал паузу, на мгновение прижавшись лбом к моей спине, когда его яйца коснулись моей киски.

— Тебе это нравится, — простонал он, и его пальцы были бесспорно скользкими. Он отстранился, медленно надавливая обратно.

— Блядь! — Я застонала, покачивая бедрами, чтобы получить больше трения от его пальцев.

— Пока нет, — приказал он, успокаивая меня шлепком по левой ягодице.

— Ты сказал, что я могу кончить, когда твой член будет у меня в заднице. Разве ты не получил записку, что он там? Потому что я, черт возьми, уверена, — возразила я. Он усмехнулся, с юмором в каждой малейшей интонации этого глубокого голоса.

— О, я, черт возьми, получил эту записку, Ангел. — Он отстранился, ускорив шаг, когда я не протестовала. Его движения были все еще мягкими, совершенно деликатными по сравнению с тем, как он обычно брал мою киску, и я чувствовала, как его глаза следят за тем местом, где он так нежно входит в меня. — Ты выглядишь так чертовски красиво, принимая мой член в свою задницу.

— Иди на хуй, Тео, — простонала я, и его пальцы оставили мой клитор, чтобы сжать два пальца внутри моей киски.

— О Боже! — воскликнула я, прижимаясь к нему спиной. — Пожалуйста.

Его большой палец прижался к моему клитору, и я взорвалась вокруг него с криком. Жар обжег меня изнутри, когда он последовал за мной через край, и мы оставались на месте достаточно долго, чтобы отдышаться.

Маттео высвободился и без лишних слов повел меня в душ.

Я чувствовал, что изменился. Как Айвори, которой я был раньше, ушла, замененная женщиной, которая позволила бы убийце трахнуть ее в задницу и полюбила бы это.

Это оставило во мне чувство оцепенения.

Потому что я не узнала себя, когда посмотрел в зеркало. Маттео довольствовался тем, что прижимал меня к себе, душил, чтобы он знал, что я не ушла. Он не сказал этого, но я могла видеть панику в редкие моменты. Я знала, что он не хочет потерять меня больше, чем я хочу потерять его, так что одному из нас придется уступить.

Я знала, что это буду я.

Так было всегда.

Двадцать седьмая

Маттео

Райкер стоял прямо у двери, приветствуя меня кивком. — Он жив? — Я спросил.

Еще один кивок в ответ, но напряжение, исходящее от него, было ощутимым. Меня поразило, что человек был еще жив.

Торговец, застреливший мужа своей женщины, был полным идиотом.

У меня не было никаких сомнений, что он не уйдет со своей жизнью. Даже если бы я был так склонен, чего на самом деле не было, не было бы способа уговорить Райкера спуститься со скалы. Не после того, как я увидел фотографии рыдающей Каллы с двумя детьми, обнимающими ее.

— Что ты собираешься делать с женщиной? — спросил я, пока мы шли к морозильной камере. Ее муж не был хорошим человеком, нечестным полицейским, каким он был, но она не имела ни малейшего представления об этом. Так увлеченная картиной идеальной жизни, которой они жили, она так и не увидела тьму, таившуюся под поверхностью в человеке, за которого она вышла замуж и с которым делила постель. Она не знала его. Ни в малейшей степени. Реальность сделала меня благодарным за то, что правда была раскрыта с Айвори. Неважно, насколько правда о том, кем я был, причинила ей боль, боль прошла. Она могла исцелить, и между нами больше не было бы секретов.

Во всяком случае, не то, чтобы она когда-либо узнала об этом.

— Ей нужно время, — хрипло ответил он, и на его лице отразился один из редких приступов эмоций. Только эта женщина и эти дети могли выявить что-то, что хотя бы отдаленно напоминало человечество в загадке, которой был Райкер.

— Они не готовы.

— Нет, это не так, — согласился я. — Потребуется жестокий человек, чтобы выкорчевать их прямо сейчас.

Он кивнул.

— Она не работала много лет. Никогда не нуждалась в этом. Я пришлю деньги. Позаботься о них, пока они не будут готовы понять.

Он открыл дверцу морозильной камеры, вернув своим резким чертам маску безразличия, к которой он был так одарен. Я задавался вопросом, было ли это противоречивым для него. Он не хотел, чтобы Калла и дети страдали, но отсутствие Чада, несомненно, освободило место, которое он хотел занять больше всего на свете.

Я встал позади него, глядя на избитую мякоть, оставшуюся от переусердствовавшего уличного торговца, работавшего на меня. Его глаза были почти опухшими, но даже при всем этом он все равно узнал меня, как только я вошла.

— Мистер Белланди, — всхлипнул он.

— Кто дал вам разрешение убить копа? — Я спросил.

— Нет… никто, сэр. Он видел, как я торгую, и собирался меня арестовать. У меня не было выбора! — всхлипнул парень, его сальные волосы свисали до плеч спутанным месивом из крови и собственной грязи.

— Скажи мне, что, по-твоему,