Джуд Деверо - Дикие орхидеи
Он, кажется, не поверил, что я не схожу с ума от любви и желания к Десси, и я понял его. Пэт была для меня самой прекрасной женщиной на земле, и у меня в голове не укладывалось, как другие могут этого не видеть. Но садовник был молод, а я нет, так что в конце концов он мне поверил и убрал газонокосилку в небольшой сарай в конце сада. Потом он вошел в дом, а я постоял на улице. Через какое-то время смущенная Десси открыла стеклянные двери. У нее на губах не осталось помады, из чего я сделал вывод, что они с газонокосильщиком помирились.
— Теперь вы можете войти, — сказала она, и я улыбнулся. Из ее голоса исчезли и тон нахрапистой торговки, и нотки флирта.
— Ну, теперь-то мы можем пообедать на улице? — спросил я, и она рассмеялась.
— Вы славный человек, — сказала она, и у меня стало хорошо на душе.
Мы вынесли еду и тарелки во двор, расслабились и наконец-то смогли с удовольствием пообщаться. Мне не повезло: она прочла все мои книги, так что мне нечего было рассказать о себе. Зато у Десси было полно историй из ее жизни, и в Лос-Анджелесе, и в Коул-Крик.
Я потягивал пиво, жевал маленькие сырные штучки, которые у нее имелись в неограниченном количестве, и наблюдал за Десси. Она рассказывала веселые истории, но все они мало отличались одна от другой, а в глазах ее я видел печаль, причин которой не понимал. Я слышал, что она решила остаться в Коул-Крик, чтобы заняться по-настоящему любимым делом — скульптурой.
Не знаю, что именно, но что-то тут не состыковывалось. В ее взгляде сквозила тоска. Судя по тому, что она рассказывала, Десси любила Лос-Анджелес и любила свою работу на телевидении. Так почему она все бросила? Разве нельзя было совместить актерское дело и скульптуру?
Когда я спросил ее об этом, она предложила мне еще сырных закусок, и хотя я отказался, все равно вскочила и умчалась за ними. Вернувшись, Десси рассказала мне еще одну историю про «мыльную оперу». К трем я заскучал и стал задаваться вопросом, а прилично ли будет уйти прямо сейчас. Десси, должно быть, почувствовала мое беспокойство. И потому предложила посмотреть студию. Студия располагалась в отдельном здании, большом, современном и красивом. Мы вошли в резную деревянную дверь и очутились в небольшом кабинете. На столе стояла в рамке фотография двух девушек, они обнимали друг друга и смеялись. Это были Десси и Ребекка.
А я и забыл, что Ребекка работает на Десси. Я хотел расспросить ее об этом, но Десси открыла широкие двери, и мы оказались в чудесной просторной комнате с высоченным потолком. Здесь отовсюду лился свет. Вдоль одной стены стояли большие шкафы, подругой шли окна, с двух сторон в помещение вели гигантские раздвижные двери.
У Десси было несколько текущих проектов, в одном из шкафов стоял десяток глиняных «макетов», к которым она еще не приступила. Большинство скульптур изображали людей. Мне приглянулся старик, сидящий на парковой скамейке. В натуральную величину он здорово смотрелся бы в моем саду. Но я не успел спросить про него: Десси достала откуда-то из-за шкафа ключ и отперла его.
— А это я показываю только особенным гостям, — объявила она, сверкая глазами.
Ага, подумал я. Эротика. Порнографическая «коллекция».
Но когда Десси открыла шкаф и автоматически зажегся свет, я расхохотался. То есть сначала фыркнул, а потом не удержался и взорвался настоящим смехом. Я посмотрел на Десси: можно посмотреть поближе? Ее глаза сверкнули еще ярче, она кивнула: да, можно.
В шкафу стояли бронзовые фигурки почти всех, кого я знал в Коул-Крик. Но это были не портреты, а карикатуры. Они походили на людей, но воплощали их характеры.
Первым мне под руку попался мэр. Десси изобразила его с гипертрофированными туловищем и чертами лица. На ум приходили слова «напыщенный пустозвон». Он раскачивался на пятках, выпятив пузо и сложив руки за спиной.
— Это надо назвать «Маленький император», — заметил я, и Десси согласилась.
Потом я взял в руки статуэтку мисс Эсси Ли и присвистнул. Десси изобразила ее как скелет, только не настоящий, а обтянутый кожей — ни жира, ни мышц — и разряженный в старомодное одеяние.
Там были фигурки и других, незнакомых мне людей. Я легко мог предположить, что это за личности. Она рассказала, что один из них — ее бывший клиент, премерзкий тип, заказавший льстивый портрет самого себя, который тешил бы его самолюбие. Десси изваяла его, но и сделала маленькую фигурку человека с длинными узкими зубами и глазами, источавшими жадность.
— Напомните мне, чтобы я никогда не заказывал у вас портрет, — сказал я.
Десси как раз собиралась закрыть шкаф, когда зазвонил ее телефон. Она вытащила его из чехла на поясе с проворством, которое сделало бы честь мастеру-стрелку с Дикого Запада. Увидев, кто ее вызывает, она просияла, и я понял, что это газонокосильщик.
— Идите. — Я позволил ей оставить гостя одного. Когда она вышла из комнаты, я закрыл дверцу шкафа.
Под ним располагался еще один, тоже запирающийся на ключ. Я интуитивно сунул руку туда, откуда Десси ранее достала ключ от первого шкафа, и действительно нашарил там ключик.
Я понимал, что сую нос не в свое дело, но уже не мог остановиться, как пьяница, которого на ночь заперли в ликероводочном отделе. Я торопливо вставил ключ в замочную скважину и открыл шкаф.
Внутри я нашел две скульптуры. Одна — бронзовое изображение семерых человек, выстроившихся в линию. Пятеро мужчин и две женщины. Это были не карикатуры, а реалистичные портреты. Трое мужчин в возрасте, один — старик, а еще один — совсем молодой парень не очень умного вида. Такому скажи: «Пошли грабить банк!» — и он ответит: «А почему бы и нет?» Женщины были молодые, одна красавица, а другая уродина. Они стояли рядом, но не касались друг друга, и делалось ясно, что они никакие не подруги.
Я сразу понял, что уродина — это либо мисс Эсси Лив юности, либо какая-то ее близкая родственница.
Из соседней комнаты до меня донесся смех Десси. Я стал закрывать дверцу. Но в шкафу стояла еще одна работа, прикрытая куском ткани. Возможно, это писатель во мне пришел к неожиданному выводу, но я сразу же уверился в том, что в бронзе отлиты семеро человек, которые в семьдесят девятом завалили несчастную женщину камнями. В моем писательском мозгу билась, как птица в клетке. мысль, что под тканью скрыт портрет убитой.
Я услышал, что Десси возвращается, но все равно я приподнял покров...
И увидел портрет Ребекки в бронзе. Молодая, улыбчивая, но, несомненно, Ребекка.
Супермен позавидовал бы скорости, с которой я закрыл шкаф и повесил ключик обратно. Когда Десси вошла, я с безмятежным видом разглядывал истерзанные тюльпаны за стеклянными дверьми.
