Мы встретились в декабре (ЛП) - Кертис Рози
— Выпьем, — говорит Джеймс, поднимая свой бокал. Он смотрит на меня своими большими, проникновенными глазами и, кажется, немного расслабляется.
— Большое спасибо, что привез меня сюда, — говорю я, делая глоток негрони. Боже, какой же крепкий. Он наблюдает за мной, нежно улыбаясь. Пожилая пара садится за столик напротив нас.
— Я привез ее сюда пятьдесят лет назад, — говорит мужчина, наклоняясь и улыбаясь. — Мы вернулись на выходные в честь нашей годовщины.
Глаза Джеймса на мгновение встречаются с моими, и меня охватывает внезапная паника.
— Пойду заскочу в туалет, — говорю я.
— Что, если официант вернется, чтобы принять заказ? — спрашивает Джеймс.
— Ох, — говорю я, вскакивая со стула и опрокидывая подсвечник на столе позади меня, — просто скажи им, чтобы подождали. Или закажи пиццу, или еще что-нибудь.
— Какую пиццу? — Джеймс спрашивает меня вслед, но я проскальзываю через пластиковую дверь и стою на площади Сан-Марко, глядя на спешащих туристов и венецианцев в пальто на головах, пытающихся укрыться от дождя, который огромными брызгами падает мне на голову, покрывает плечи, капает вниз по моему носу.
— Ты заблудилась, bella (прим. красавица)? — появляется официант, держа надо мной зонт. Моя репутация опережает меня.
— Просто ищу туалет. Я имею в виду ванную. Туалетную комнату?
— Ах, — он жестом приглашает меня следовать за ним. — Сюда.
Стоя перед зеркалом, я смотрю на свое лицо с размазанной тушью. Волосы растрепались под дождем и свисают хаотичными безвольными прядями. Сердце колотится, потому что у меня есть ужасное затяжное чувство страха, что что-то должно произойти. Я прикладываю руки к каждой щеке и держу их так, глядя на свое отражение. Чувство тревоги не проходит.
Что, если Джеймс привез меня в Венецию, чтобы сделать предложение?
Я с абсолютной, неопровержимой уверенностью понимаю, что не могу сказать «да». Не только потому, что знаю его около пяти минут, но и потому, что он носит с собой все свои документы в прозрачной пластиковой папке. И потому что он встает утром, когда мы приезжаем, и идет гулять, вместо того чтобы оставаться под одеялом, как любой здравомыслящий, нормальный человек. И потому что он — о боже. Просто потому, что он — это он. Я до смерти люблю Софи, но он будто ее мужская версия. И я ни за что не смогла бы с ней жить. Думаю, Ричу нужна чертова медаль.
Я умываюсь, вытирая бумажным полотенцем потеки туши, и провожу пальцами по волосам. А затем расправляю плечи, беру себя в руки и возвращаюсь на площадь, где сидит Джеймс, терпеливо ожидая моего возвращения. Он читает путеводитель. Очевидно.
Снова появляется официант и принимает наш заказ. Не могу придумать, чего хочу, потому что предлагается так много всего, что мой мозг отключается. Плюс мое сердце колотится в предвкушении, и не в хорошем смысле. Я выбираю маленькую пиццу «Маргариту», потому что это кажется самым простым блюдом.
Джеймс наклоняется ко мне, понижая голос. Я слегка откидываюсь назад, переплетая пальцы в ладонях. Дело не в нем, говорю я себе, дело во мне. Он милый. Просто… Я не знаю, кто я такая.
— Я хотел с тобой кое о чем поговорить, — начинает он. Беру салфетку и встряхиваю ее, беря за уголки и складывая в аккуратные квадратики.
— Я подумал… ну, дело в том, что ты сказала, что срок твоей аренды скоро истекает. Я знаю, что тебе нравится там жить, и Бекки твоя подруга, и все такое, но, — такое чувство, что все в помещение затаили дыхание, ожидая, что он продолжит говорить, — я видел правда хорошую квартиру, и подумал, не захочешь ли ты переехать ко мне.
На секунду я выдыхаю, и у меня так кружится голова, будто я воздушный шарик, который только что развязали, и я вижу, как со свистом наворачиваю круги высоко над площадью Сан-Марко, пока из меня не выходит весь воздух и я не падаю обратно, полностью сдутая, в моем кресле. Сидящий напротив Джеймс — очаровательный, милый золотистый ретривер Джеймс, с его большими шоколадными глазками-пуговками, услужливым, с добрым характером, широкими надежными плечами и хорошей работой. Смотрю на него и чувствую, как мои плечи опускаются от облегчения, вины и миллиона других вещей, которым я не могу дать названия.
— Я не могу, — говорю я в конце концов.
— Что значит, не можешь? Ты подписала новый договор аренды? — он смотрит на меня, и я чувствую себя так, словно только что пнула щеночка. Но на самом деле это просто задело меня. Мне тридцать, и жизнь кипит вокруг меня. А я больше не могу тратить ее на то, что кажется правильным, только для того, чтобы осчастливить какого-то воображаемого наблюдателя. У меня только одна жизнь, и я хочу начать жить ее прямо сейчас.
— Нет, — говорю я, и мне становится немного грустно, но не настолько, чтобы я провела остаток своей жизни с кем-то, кто достаточно мил, но недостаточен для меня. — Я просто… не могу.
Путешествие домой довольно отвратительное. Джеймс сидит рядом со мной, пьет джин с тоником и прилежно читает бортовой журнал, почти не разговаривая. Я пытаюсь улучшить ситуацию, делая глупые, бессмысленные замечания и ведя себя особенно мило с бортпроводниками, как будто это каким-то образом компенсирует тот факт, что я только что бросила Джеймса в самом романтичном городе мира, потому что хочу…
А чего я хочу?
Мы летим над Лондоном, огни освещают темноту миллионами крошечных искорок, и когда мы проходим паспортный контроль, Джеймс поворачивается ко мне, закидывая сумку на плечо, и сухо говорит:
— Думаю, вероятно, мы могли бы попрощаться здесь?
И я киваю.
Он уходит и его длинные ноги пересекают аэропорт, а я возвращаюсь к вокзалу, к метро и домой, на Олбани-роуд.
Телефон гудит от уведомлений, когда я выхожу из метро и подключаюсь к Wi-Fi. Миллион сообщений от друзей по работе, Софи и Джен, которые спрашивают, хорошо ли я провела время, сообщая мне, что происходит у них, и говорят, что им не терпится все услышать.
И есть сообщение от Бекки, отправленное в чат домашней группы, с призывом к собранию команды.
Когда я выхожу на Олбани-роуд, там действительно странная, приглушенная атмосфера. Все, кроме Роба, который (как и следовало ожидать) работает, сидят за кухонным столом и пьют кофе или чай. Они выжидающе смотрят на меня.
— Приятно провели время? — Алекс говорит первым.
— Венеция была великолепна, — говорю я искренне. — Много-много воды, — тоже правда.
— Мне понравились твои фотографии, — говорит Бекки. — Похоже, ты потрясающе провела время.
— Это так романтично, — вздыхает Эмма. Она бросает взгляд на Алекса, и я не могу прочитать выражение ее лица. Хочу сказать им, что то, что они видят в «Инстаграм», не обязательно отражает реальную жизнь, и напомнить им, что главная причина, по которой я делюсь фотографиями, заключается не в том, чтобы попытаться прославиться в «Инстаграм» или получить что-то бесплатно. Это потому, что это простой способ отправить небольшой графический «привет» бабуле Бет и моим друзьям, где бы я ни находилась, в любое время суток. И полагаю, что какая-то часть меня чувствовала, что мне нужно что-то доказать — в конце концов, я ушла от своей жизни в Борнмуте и переехала в Лондон, чтобы сделать карьеру мечты и получить потрясающий дом в Ноттинг-Хилле, и все такое.
— Верно. Мы собрались здесь на внеочередное собрание, — говорит Бекки, переплетая пальцы и прочищая горло, — потому что одна из нас покидает нас.
Я смотрю на всех. Прежде чем успеваю начать пытаться понять, кто это, Бекки смеется и продолжает.
— Алекс переезжает, чтобы жить вместе со своими друзьями с курсов медработников, так что нам нужно собраться с мыслями и посмотреть, сможем ли мы найти кого-нибудь на его замену.
— Это не должно быть слишком сложно, — говорит Алекс, смеясь и выглядя немного смущенным. Я пытаюсь поймать его взгляд, но он смотрит вниз, на стол.
— У тебя уже есть место? — спрашивает Эмма.
— Не совсем, — говорит Алекс. — Хотя есть пара мест, на которые стоит посмотреть.
