Девять дней - Хулина Фальк

Я живу не для кого, кроме себя. В конце концов, тебя может предать каждый. Кто угодно может забраться тебе под кожу и причинить гораздо больше боли, чем ты когда-либо испытывал раньше. И я боюсь, что Колин может стать одним из тех, кто причинит мне боль.

Он неплохой человек. Но я уверена, что он бросил бы меня. И оставаться в живых ради кого-то, кто собирается меня бросить, звучит не очень заманчиво.

Я в любом случае умру. Либо до того, как у него появится шанс разбить мне сердце, либо после того, как он это сделает.

Я предпочитаю избежать разбитого сердца.

В любом случае, это не всё, что я хотела сказать сегодня.

Хотя этот день начался довольно хорошо, я просто знаю, что он примет большие обороты. И это пугает меня.

Я чувствую себя опустошённой, но мне приходится натягивать улыбку, чтобы Колин, который сидит рядом со мной, пока я пишу это, не спросил об этом… обо мне и моих чувствах.

Я не хочу обсуждать мою бесчувственность. Это действительно невыносимо.

Мне хочется плакать. Но я знаю, что не могу.

Так что мне придётся надеть штаны и просто притвориться.

Как я делаю каждый день.

Лили

Прежде чем мы приедем в дом моей матери, мне нужно закончить писать письмо, посвящённое ей.

Я не уверена, что мне есть что ей сказать.

Я люблю свою мать. Она была добра ко мне. Даже лучше. По крайней мере, до тех пор, пока она не перестала ею быть.

Я никогда не смогу простить ей то, что она разлучила нашу семью.

Она знает, что я виню её за это. Я произнесла ей множество речей о том, как сильно я ненавижу её за то, что она не приносит в мою жизнь ничего, кроме страданий.

Я говорила ей это только тогда, когда злилась на неё за что-то другое. Например… когда я хотела пойти куда-нибудь, а она мне этого не разрешала. У меня всегда было одно и то же оправдание.

— Ты ужасная мать. Ты разрушила мою семью, мою жизнь, а теперь даже не позволяешь мне встречаться с моими друзьями.

Она ненавидела это. Я знаю, что ненавидела. Я знаю, что с моей стороны было неправильно так поступать, с моей стороны было неправильно продолжать тыркать её этим даже спустя годы. Но я была зла. Я зла.

И всё же у меня все ещё есть один шанс извиниться перед ней за это.

В форме письма.

Я не могу встретиться с ней лицом к лицу и сказать ей всё это, я знаю, что она даже не дала бы мне закончить предложения.

Я даже сомневаюсь, что она прочтёт это письмо. Моя мать больше не заботится обо мне. Ни капельки. И я навещаю её только потому, что в следующую пятницу я умру. Независимо от того, чем обернётся эта встреча, мне нужно увидеть её в последний раз.

Я люблю её. Люблю. Из — за этого мне действительно трудно её отпустить, чтобы попрощаться с ней. Я знаю, что она не будет слишком опечалена моей смертью; я даже не уверена, что её это вообще будет волновать.

Поэтому я пишу ей письмо, в котором заявляю, как мне жаль. Как ужасно я себя чувствую из — за того, что затаила обиду, когда всё, чего она хотела, — это чтобы её любили так же сильно, как моего отца любит… Лиз. Мне жаль за то, что я была ребёнком, как она всегда говорила.

Мои родители оба изменяли друг другу. Они никогда не питали друг к другу теплых чувств, несмотря на то, что были женаты. Их брак был всего лишь платоническим и использовался только для получения финансовой прибыли.

И, вероятно, потому, что у них было двое общих детей.

К тому времени, как я заканчиваю писать письмо своей матери, мы с Колином подъезжаем к её дому. Теперь осталось только письмо для Аарона.

— Держу пари, она возненавидит меня. — Я замечаю, что руки Колина дрожат, поэтому беру их в свои и целую костяшки его пальцев.

Мы не заявляли официально о том, что мы собой представляем, и не собираемся этого делать. Но мы оба знаем, что между нами есть нечто большее, чем просто дружба. Может быть, друзья, имеющие выгоду друг от друга? Как-то так, верно? Друзья, которые время от времени трахаются и целуются? У нас даже не было этого разговора.

— Она полюбит тебя, — уверяю я его, но Колин, похоже, не слишком убеждён. Я тоже.

— Ты когда-нибудь смотрела на меня? — конечно я смотрела. — Каждая мать на этой планете говорит своим дочерям держаться от меня подальше.

Я усмехаюсь. Он определённо прав. Не похоже, чтобы у Колина были какие-то добрые намерения по отношению к кому-либо. И до того, как я узнал его чуть получше, даже я думала, что он плохой парень.

Не то чтобы в сексуальном смысле, он, конечно, красив. Я имею в виду, по-настоящему плохого человека.

Я ненавижу себя за то, что попадаю в ловушку стереотипов всякий раз, когда у кого-то появляется ещё пара татуировок. И я знаю, что моя мать будет осуждать его за это, возможно, даже не даст ему шанса доказать, что он отличный парень.

— Мы пробудем здесь всего час. Я все равно не могу находиться рядом с ней слишком долго, — говорю я ему, когда мы подходим к входной двери. Мы останавливаемся, и глаза Колина почти мгновенно встречаются с моими.

Жаль, что я не могу описать то, как он смотрит на меня. Это мило, и я чувствую уважение, которое он испытывает ко мне, отражающееся в его глазах. Но в этом взгляде есть что-то ещё. Что-то, чему я не могу дать названия. У меня не хватает слов.

— Почему это?

Я вздыхаю, размышляя, стоит ли ему знать холодную и неприкрытую правду.

— На самом деле я ей не нравлюсь.

Не то чтобы он не стал свидетелем её ненависти меньше чем через две минуты.

Колин изучает меня, изучает мои слова так, словно пытается найти в них хоть крупицу ложной информации. Но он не может, я действительно не нравлюсь моей матери.

— Колин, она — единственный человек, который у меня был. Она была для меня замечательной матерью. Но она не всегда была добра ко мне. Я тоже не была с ней добра. У нас были свои трудности, много споров и ненависти. Она вздохнула с облегчением,