Нарушая правила - Алекс Коваль
— Но почему? У вас что-то случилось? Поругались?
— В том-то и дело, что нет. Просто так бывает. Сошлись, попробовали, не покатило. Видимо, я оказался ее не достоин. Не знаю, Свет. Правда. Башка уже гудит. Неделю, как разошлись, я уже порядком задолбался гадать.
— То есть она ушла и ничего не объяснила?
— Соорудила какую-то чушь.
— А ты?
— Что я?
— Просто взял и отпустил? Даже не попытался выяснить реальные причины ее ухода? Серьезно, Ренат?
Я бросил взгляд на Свету, ее щеки порозовели. То ли с мороза, то ли от негодования. По крайней мере губы она поджала недовольно, плотнее запахнув полы шубки.
Я впервые растерялся. Не мудрено перед таким воинственном настроем всегда спокойной, улыбчивой и кроткой Светланы. Все, на что решился, — заломил бровь удивленно, попытавшись оправдаться:
— Она приняла решение уйти, я принял решение ее отпустить. Что еще я должен был по-твоему сделать, услышав, что чувства не взаимны? Унижаться? Это что, ваше какие-то девчачьи проверки: типа «нет» — это скрытое «да»? Я не умею играть в такие игры, и Вика это знала.
— Знаешь, что скажу, Ренат, — выдохнула Света, — с тебя не убудет, если ты поборешься за свое счастье! Я не знаю, что случилось конкретно в вашей ситуации, но я помню Вику, с которой мы познакомились. Она светилась от чувств и любви к тебе. Просто… блин, вы, мужики, частенько забываете: мы же девочки! Глупые, импульсивные и трусливые! Ты не должен был ее так быстро отпустить, — смешно топнула ножкой Света.
Вперила в меня свой цепкий взгляд, а не дождавшись моего ответа, покачала головой разочарованно. Скрылась в баре.
Ее слова прочно засели в голове на весь остаток вечера. Когда же компания разъезжались из бара… Решение поехать к дому ясноглазой было спонтанным. Не собирался. Честно. Руки сами крутанули руль, сворачивая на знакомую улицу. Сами привезли к ее подъезду. Не знаю, зачем и почему я оказался здесь, сидеть и смотреть на ее окна, но после слов Светы никакие доводы рассудка не остановили меня от того, чтобы набрать ее номер и приложить телефон к уху в надежде на то, что Вики возьмет трубку.
Я даже не знал, что я собираюсь ей сказать. Единственное, чего мне хотелось для начала — просто услышать ее голос.
Вики
Телефон дребезжал у меня в зажатой ладони. Настойчиво и громко в ночной тишине.
Сегодня вечером я в очередной раз удалила его номер, и сейчас на экране прыгали всего лишь цифры. Но я знала, кому они принадлежат. Я помнила его номер наизусть. Произнесла бы даже будучи разбуженной среди ночи.
Сердце сжалось до боли. Я прикусила губу, хватаясь за горло.
Что делать?
Еще раз выглянула из окна. Стоит. Его темно-синяя BMW стоит у подъезда. Прямо как в то утро, когда мы разговаривали последний раз. Светит фарами в ночи и ждет. Будто бы… меня. А Ренат набирает снова и снова.
Ответить? И что я ему скажу? Снова врать? Юлить? Или плюнуть на все и…
Нет. Нельзя.
Я слышу, как за спиной открывается дверь. В мою комнату тихо заходит мама. Проходит, не включая свет и встает у меня за спиной. Ее вкрадчивый голос, звучащий у меня в районе макушки, обжигает холодом, когда она говорит:
— Какой упрямый мальчишка.
— Он не мальчишка, — огрызаюсь тихо, — и не просто упрямый, мама. Самый лучший.
— Почему тогда не отвечаешь?
— Ты прекрасно знаешь, «почему».
— Единственное, что я знаю: раз ты ценой собственных чувств решила его защитить, значит, не так уж и уверена в крепости его любви к тебе, Виктория. Ничтожна та любовь, которая умрет при первых же трудностях.
Я фыркаю:
— Кто бы сомневался, что ты сумеешь вывернуть и эту ситуацию под нужным тебе углом. Да и что ты вообще можешь знать о любви, — морщу нос, — когда ваш с отцом брак держится на твоем ему подчинении. Всю жизнь ты рядом с ним, как секретарша, а не жена. Только поддакиваешь, — говорю ужасные и грубые вещи, но кто бы знал, как я устала молчать об очевидном.
Мама же на мои слова только ухмыляется.
Телефон в моей руке замолкает.
Тогда я решаюсь сообщить:
— Сегодня я уволилась из «Квадрата». Я готовлюсь к переезду. В другой город. Уже начала подыскивать себе работу и жилье. Нравится вам с папой это или нет, но я хочу свободы. И если в этом городе для меня ее нет, то я уеду, — оборачиваюсь, упрямо складывая руки на груди, — и вы меня не остановите.
Мама долго вглядывается в мое лицо и наконец-то кивает:
— Единственное условие — переезд будет после новогодних праздников и назначения твоего отца.
— И все? Так просто?
— Я, может, и «секретарь» твоего отца, но еще и твоя мать, — бросает мама, дефилируя прочь из моей комнаты. Хочется крикнуть ей вдогонку: жаль, что ты слишком редко об этом вспоминаешь, но я благоразумно прикусываю язык.
Дождавшись, когда дверь в мою комнату закрывается, снова оборачиваюсь к окну. Заползаю на подоконник, подтягивая к груди ноги и смотрю на знакомую BMW.
Он так близко, но так далеко…
Телефон, к слову, теперь молчит.
Глава 29
Полторы недели спустя…
Ренат
— Твою мать! — залетает в раздевалку мрачный Илюха. — Как не вовремя-то, а! — выругивается, долбанув кулаком по дверце шкафчика. Злой, как бультерьер, которому прищемили хвост.
Мы с Фоминым переглядываемся. Последнюю неделю наши отношения потихоньку «отмораживаются». Закадычными друзьями мы снова пока не стали, но, по крайней мере, рычим друг на друга на сменах значительно реже.
Парни взглядом посылают в сторону товарища немой вопрос. Егор пожимает плечами, мол, что за выпад? Я же стягиваю с плеч полотенце, кидая:
— Чего мебель крушишь, Илюх?
Занятия только закончились. Самсонов нас сегодня гонял до седьмого пота. Пока все нормативы ему по десять раз не сдали, из зала не выпустил. Объясняется все просто: праздники на носу. Вот и зверствует. Новый год завтра. Время особой готовности. Некогда расхолаживаться. У нас это все понимают, поэтому и не бузят лишний раз на усиленные нагрузки.
У Ильи же претензии явно не к тренировке. Десять минут назад его к себе руководство — в лице полкана — вызывало. Видать, сообщили какую-то «страшно радостную новость». Что на нем теперь лица нет. От гнева у вечно спокойного Илюхи всю мину перекосило.
Долго гадать не приходится.
— Гроздов в командировку отправляет, — скрипит зубами Илюха, усаживаясь на скамейку. — Зашибись, блин, подгон к праздникам.
— В чем трагедия? — не понял я. —