Я (не) прощу тебя. Измена мужа - Юлия Валериевна Рябинина
– Кира, – отстегиваю ремень безопасности, – пойдем… Иди сюда.
Я ее тяну за собой из машины. Поднять не могу, опасно. Но дочка сопротивляется.
– А папа? Я без папы не хочу, – плаксиво отвечает дочь.
– Папа, – сглатываю ком страха, – давай ты посидишь на заднем сиденье, а я схожу узнаю, как он.
Дочка задумывается на пару секунд, а потом соглашается.
Открываю заднюю дверь. Огромный букет нежных роз и большая корзина фруктов выглядят, как насмешка. Прелестный запах, исходящий от цветов, словно острый кинжал, пронзает сердце. Беру букет и откидываю его на соседнее место. Фрукты оставляю на прежнем месте. Кире они не помешают. Мельком замечаю, что в корзине лежат только те фрукты, которые я люблю. В горле встает ком, а в носу щиплет соленая влага. Игнат явно хотел произвести впечатление. Сделать мне приятно. Невзирая на то, что я ему объяснила сразу, что простить я его не смогу, как бы он ни старался и чтобы он ни делал.
Но Игнат мог быть настойчивым – этого у него не отнять. И, что уж греха таить, как и любой женщине, мне было приятно, что обо мне заботятся. Пусть даже такой непутевый муж.
В кармане за спинкой переднего сиденья нахожу бутылочку с водой. Отпиваю добрую половину.
– Зайка. Ты сидишь здесь. Хорошо, – стараюсь говорить строго. – А я пойду спрошу про папу.
– Мама, я боюсь! – хнычет дочка.
– Солнышко, ничего не бойся. Вот. Возьми телефон, – сую Кире телефон и тут же набираю номер матери. – Поговори с бабушкой. Хорошо?!
– Угу, – кивает дочка, цепляется за мои руки. – Только ты по дороге не иди. Ладно…
– Алло?! Ксюша? Ну, как ты? Перебралась?
– Мам, – перебиваю родительницу. – Поговори с Кирой. Я тебе потом все объясню.
– Ксюша! Что случилось? Ксюша.
– Бабушка. Бабушка…
Закрываю дверь. Украдкой бросаю взгляд по сторонам. И в ту же минуту мимо нашего автомобиля проезжает реанимация. Сердце заныло в груди. Я глянула на группу врачей и сбитых девушку и… Скорая увезла ребенка. Девушка и Игнат до сих пор оставались на месте. Заметив Семена, заторопилась. Мой доктор, нахмурив бровь, отдавал какие-то указания врачам, и те, следуя его инструкции, перемещали девушку с асфальта на носилки. И прежде, чем мне подойти, девушку уже грузили в скорую. Я успела только заметить, как ее кудри, перепачканные алой кровью, облепили все лицо, отчего складывалось впечатление, что ранена она сильно.
Тем временем Семен уже во всю раздавал указания, стоя возле Игната. Я заторопилась к нему. Переступая детские вещи, я сглатывала горькие слезы и молилась про себя о том, что моя Кира жива и здорова.
– Да! Ноги. Осторожно. Там таз поврежден. И на раз, два, три. Вместе. Аккуратно. Спина! Да, черт побери! Откуда вас понагнали?
Семен ругается отборным матом. У меня аж глаза приоткрылись. Ну, никак я такого от своего доктора не ожидала. Но стоит мне подойти ближе, все внимание тут же перетягивает на себя муж. Игнат лежит без движения и, кажется, даже не дышит. На лице множество ссадин, и вся кожа покрыта кровью. Слезы сами собой наполняют глаза и, переполняясь, текут по щекам, по подбородку, по шее. Вытираю их. Стараюсь остановиться. Но выходит… никак.
– Ксюша?! Да что с тобой не так?!
Как будто сквозь вату слышу грубый голос доктора.
Тем временем, на носилках поднимают и Игната несут в скорую.
– Он… Мертв?
Я не вполне понимаю, задаю я этот вопрос про себя или спрашиваю вслух. Смотрю на тело мужа и поверить не могу, что это он. Бездыханный. Прикованный к носилкам. Мое сердце разрывается на кровоточащие куски.
Моя любовь, израненная, растоптанная мужем выливается в невыносимое отчаяние. Ведь даже в самый критический момент всей этой истории, я никогда… Никогда не пожелала бы Игнату смерти. И уж, тем более, я не хотела, чтобы он умирал.
– Он мертв?
Внезапно срываюсь на крик и такой громкий, что закладывает уши.
– Ксения! – со спины меня кто-то перехватывает за плечи, останавливает до того, как я успеваю сделать хотя бы шаг в сторону скорой помощи, куда уже загрузили носилки, на которых лежит Игнат.
– Я хочу просто спросить. Отпустите! Отпустите меня! Он жив? Или нет? Жив или нет!
– Ксюша! Твой муж жив! Не ходи туда! Ты все равно ему сейчас ничем помочь не сможешь! – огненное дыхание обжигает ухо безразличным тоном.
– Я знаю! Знаю! – задыхаюсь отчаянием.
Вжу-ух. Бух!
Звук захлопнувшейся двери действует отрезвляюще. Я закрываю глаза. Скорая уезжает со звуком воющей сирены. Я же глубоко вдыхаю. Отпускаю тревогу вслед за уезжающей машиной.
– В машине сидит Кира, – говорю низким, почти грудным голосом. – Отпустите меня, Семен.
– Да. Да, конечно.
Я чувствую, как нехотя Семен разжимает кольцо рук. Я отхожу от доктора.
– Семен. Вам, скорее всего, не стоит меня ждать, – начинаю убитым голосом. – Я дождусь маму, чтобы передать ей Киру, и еще мне нужно будет дождаться отца Игната. Отдать ему ключи от машины.
– Я никуда не спешу, Ксения Михайловна, – тон голоса у доктора меняется. Он смотрит мне в глаза, в лицо, да… Но взгляд его как будто направлен сквозь меня. И мне из-за этого неуютно находиться рядом с ним.
– Семен, – мой голос твердый, настойчивый.
– Вы можете не обращать внимания на меня, Ксения Михайловна. У меня всегда есть чем заняться.
Внезапно в наш диалог вклиниваются.
– Здравствуйте, – с еле заметным акцентом южных краев обращается к нам мужчина.
Я беглым взглядом оцениваю подошедшего.
– Вы… Я не знаю…
Мужчина смотрит то на меня, то на Семена.
– Кто вы? И что вам нужно?
Первым реагирует на мужчину Семен.
– Это я вызвал скорую помощь. Это я сбил этих людей.
У меня пропадает дар речи.
Вот как? А я-то думала, наивная, что этого человека сразу же забрали в участок. Я-то думала, что скорая не уезжает, пока не дождется полицию?!
– У меня у дочери сегодня помолвка. И мне бы хотелось на нее попасть.
– Что? Да как у вас язык поворачивается такое говорить? Из-за вас пострадали люди. А вы? Да кто вы такой вообще!? – распыляюсь. У меня просто нет культурных слов, чтобы описать то, насколько я сейчас зла.
Вот
