Ребенок генерального, или Внеплановое материнство - Вероника Касс
— Я давал тебе выбор. Кто тебе виноват, что ты так мало думала и все так быстро решила? Я-то надеялся, что ты возьмешь себе несколько месяцев на раздумья. Я как раз улажу все с документами. А ты…
Ян хмыкнул и опустил ладони на мои ягодицы.
— Хотя, — довольно протянул он, — я только выиграл от твоей поспешности, а потому не стал давать тебе возможность передумать. Да и согласись, так у Лики намного красивее свидетельство о рождении. Фамилии-то во всех графах стоят одни и те же. На мой взгляд, так лучше. Намно-о-ого-намного лучше. — Длинные и, кажется, с самого первого взгляда любимые мною пальцы сжали мои ягодицы еще сильнее.
— Дурак, — рассмеялась я и тут же почувствовала, как те самые пальцы, которым я осмелилась хотя бы внутри самой себя признаться в любви, наглым образом ущипнули меня!
Нет, ну это же уже совершенно несерьезно. Не надо. Не надо меня щипать.
Эпилог
Ян вернулся сегодня домой раньше обычно и, как выяснилось, совершенно не зря. Мужчина только успел переступить порог гостиной, в которую пошел на звуки причитания его жены, как тут же выпустил из рук переноску и ломанулся вперед, ощущая острый приступ дежавю.
В дальнем конце комнаты, стоя на стуле, протирала пыль со статуэток с кошками Майя. Большой живот мешал ей настолько, что она только и делала, как поминала Бестужева нецензурными и совершенно неприличными словечками. Только вот дело было не в Майином недовольстве, а в том, что Ян заметил, как стул накренился.
Так когда-то было с Ликой в его кабинете. Словно целую вечность назад.
Жену поймать Ян успел, а вот кошку, которую она держала, конечно же, нет. Та со звоном разлетелась вдребезги, как только встретилась с паркетом.
Бестужев крепче прижал Майю к себе, поудобнее перехватывая ее под попу, а жена лишь испуганно охнула, облизала нижнюю губу, которая стала особенно пухлой с наступлением беременности, а после прикрыла глаза и обняла Яна за шею, притискиваясь к нему крепче. Словно и не она еще минуту назад обзывала его и его… кхм… разные части его тела самыми последними нехорошими словами.
Сейчас же опять наступила гармония. И спокойствие.
У Майи было всегда так. Она попсихует, повозмущается, покажет зубки, а потом так же быстро перегорит и, в конце концов, поймет, что была неправа. Это, пожалуй, Ян и любил больше всего в своей жене — ее разумность. Умение здраво и трезво мыслить, в каком бы состоянии она не была. Даже вот такая… с действительно очень большим-большим животом, с растрепанными волосами, которые, кажется, начали виться еще сильнее, чем раньше, и немного отекшая с утра, именно так она объясняла свои манящие и как никогда полные губы.
— Спасибо, — все же шепнула Майя, открывая глаза и благодарно улыбнувшись.
Видимо осознала, чем была чревата ее уборка. Но именно в этот момент из переноски, что Ян бросил на пороге раздалось жалобное мяуканье, и лицо его жены переменилось в миг.
— Ты что? Ты что принес кошку? — ахнула она, насупившись, забилась в его руках, пытаясь скорее выбраться из его крепкого захвата. Ян разжал ладони, аккуратно помог Майе встать на ноги, подальше от осколков, про которые она видимо и забыла уже, и чуть было в них не угодила, но жена его галантности и заботы не оценила, она треснула его ладошкой по плечу и опять взорвалась:
— Бестужев ты совсем идиот что ли? Хотя, о чем я спрашиваю! Кто угодно, но не идиот. Ребенка мне заделал в первую же совместную ночь, чтобы я никуда не делась от твоей тирании, а сейчас что? — Майя выставила вперед палец, вторую руку приложила к полной груди и, смешно нахмурившись, начала пятиться. Ян быстро бросил взгляд на пол, не в сторону ли осколков двигалась Майя, и, поняв, что шагала она совершенно в другую сторону, расслабился.
— Майя, я же тебе уже столько раз говорил, у меня аллергия на латекс. И ты… и я… — удивительно, но именно этот вопрос его всегда вгонял в ступор.
Вот уже на протяжении почти девяти месяцев у Яна был на него лишь один единственный ответ, который он никогда в жизни не скажет Майе.
Ну, а как он поделится с ней тем, что он просто не подумал?
Он — Ян Бестужев просто не подумал.
Не до раздумий ему тогда было. И так два месяца еле вытерпел вблизи с ней, не раз уже собираясь послать свои дурацкие принципы к чертям. И все же терпел он не зря. Правильно.
Когда дело дошло до их первого же скандала, и Майя обвинила его в тирании. Тогда-то Ян лишь сложил руки домиком, подпер ими подбородок и, вздернув брови, продолжил внимательно слушать свою жену, любуясь ею в этот момент. Ведь все ее упреки пусты, и теперь они оба это понимали. Ян знал, если Майя действительно захочет от него уйти, она сделает это в любой момент. Она сможет. Почему это знание было так для него важно Бестужев тоже до конца не понимал. Но ему было важно ощущать, что Майя с ним не из необходимости.
Возможно, на этом отразилось его личное восприятие его же семьи и неудачи родителей. Да, из выгоды была не мать с отцом, а наоборот. И все же… Ян никогда не заморачивался по поводу того, что кто-то видит в нем лишь свою безбедную жизнь, ему было просто начхать на это. Да и женщин для длительных отношений он никогда не искал. И чего греха таить, с Майей вряд ли бы у них срослось, если бы не Лика.
Бестужев даже однажды поставил в церкви свечку за упокой Альбины и поблагодарил ее за Лику. Не только за Лику, как за дочь, а за Лику, как за ту единственную соломинку, которая соединила его с Майей.
Сейчас, почти год спустя совместной жизни, Ян четко понимал, что с другой женщиной у него бы и не сложилось ничего. Он был не способен на ухаживания и на прочую романтическую лабуду, но он умел и любил заботиться о своих близких. Этому Ян научился у дедушки, а Майя, слава богу, именно это и ценила.
А еще, как
