Ты не знаешь о дочери - Елена Безрукова
— Обалдеть, — хмыкнул я. — Если бы рассказала не ты, не поверил бы, что такое возможно в жизни.
— Возможно, Ром, — кивнула Наташа. — Иногда чувства не умирают, чтобы не происходило, и сколько бы нет не прошло. Я бы Петю уже не смогла забыть. Моя любовь поздняя, но такая сильная, что я точно знаю, что уже никогда не смогу полюбить кого-то ещё. Как лебедь — не смогу без своей половинки. Может быть только Петя, и больше никто.
Я впервые слушал так откровенно о ее чувствах к отцу. После этих слов стал ещё больше уважать Наташу и гордиться за их любовь и брак. Отцу в самом деле повезло — такая женщина его любит. Я пацаном в школе, конечно, этого сразу разглядеть не мог бы, а папа понял. И как же здорово осознавать, что твой отец находится в заботливых руках… Мне вот повезло куда меньше. Папе надо беречь свою Наташу… Меня бы так любила Котёнок… Я бы мир ей подарил. Но, похоже, радоваться этому миру мне придется одному. Ведь я тоже сомневаюсь, что когда-то смогу любить другую как её. Не смогу.
— Кстати, как так Олюшка, ты же от неё? — спросила Наташа. — Как-то я сразу поняла, что ты не о ней грустишь. Чувствую что-то хорошее.
— Да, — улыбнулся я. — Оля пришла в себя. Температура высокая перестала подниматься, её удается контролировать. Завтра её переводят в обычную палату, и потом уже домой. Катя будет лежать с ней, я договорился, оплатил палату. Всё хорошо.
— Ой, ну слава богу, — приложила ладони к щекам мачеха. — Слава богу! Значит, на поправку пошла наша девочка?
— Да.
— Очень здорово! А когда же её проведать можно будет?
— Завтра, наверное. Вечером. Хочешь, я спрошу в клинике, когда они уже будут в обычной палате?
— Хочу.
— Тогда спрошу. Ладно, Наташ, спасибо тебе за эту беседу, я как-то… Зарядился что-ли от тебя. Надо поговорить с Ладой.
— Удачи, мальчик мой, — вздохнула она, утерев слезы то ли радости за Ольгу, то ли печали за Ладу. — Жаль так её… Но кто же виноват, что ты так и не смог…
— Никто, — нахмурился я. — Я не хотел плохого. Но приказывать себе, кого любить, я пока не научился.
— Никто не умеет.
— Я знаю. Я плохой человек, Наташ? — посмотрел я на неё.
— Нет, что ты, — покачала она головой, и утерла новые слёзы салфеткой. — Ты всё правильно делаешь. Не любишь — отпусти. Расскажи, что на душе. Ты никого не обманывал. Ты молодец, Ром!
— Я как будто предаю. И как будто палач…
— Предать можно любовь. А у тебя её, очевидно, нет. Так как ты смотрел на Катю, ты не смотришь ни на кого… Очень видна разница.
Предать Любовь… Значит, к Кате она была и есть. И да — я её предал. Потому что ушел, когда любил, и не стал ничего слушать. И потерял пять лет, любовь и доверие Рыжего Котёнка, первые годы жизни своей дочери…
— Ром, — посмотрела на меня Наташа. — Что?
— А Катя?
— Что Катя?
— Что она?
— А что она?
— Она-то тебя любит?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Нет. Не примет меня обратно. Я расстаюсь с Ладой, просто с ней, а не потому что… Катя.
— Ты думаешь она не простит тебя?
— Не-а.
— А ты любишь Катю даже после той ситуации?
— Ну я… — почесал я переносицу. — Узнал кое-что новое. Ну, точнее не новое, а просто кое-что узнал.
— Что?
— Архип мне рассказал, как было все на самом деле, и после того как я уехал.
— Ты переосмыслил отношение к Кате?
— Да… Но уже поздно.
— Теперь ты ей веришь?
— Да, но кому теперь это надо?
— Рома… — закрыла лицо руками Наташа и вдруг заплакала.
— Ну ты чего? — смутился я и принес ей воды. — На, выпей. Ты чего плачешь-то? Не тебя же она не прощает.
— Да больно мне за вас, дураков! — всхлипнула она. — Ведь любите друг друга. Страдали сколько лет по углам, оба. И ребёнок без отца! Впроголодь выживала Катя, лишь бы у тебя помощи не просить! Как тут не плакать?
— Не любит она уже, — вздохнул я. — Не простит никогда.
— А мне кажется, что она тебя тоже не забыла. Просто обижена.
— Она меня гонит от себя как пса уличного, — сказал я с тяжелым сердцем. — Только что не пинает…
— А ты что хотел? Ты её обидел очень.
— Я знаю.
— Думай, как просить прощения и завоевать её доверие снова, Рома, — сжала она мою руку. — Я уверена: ничто ещё не потеряно до конца. Катя всегда волнуется, когда заходит речь о тебе.
— Да?
— Да.
— Ты думаешь, у меня есть шанс?
— Да, Ром. Попытайся, ради Олечки. И ради вас — вы оба болеете друг без друга, я вижу. Как инвалиды хотите — без половины своей души.
Интересное сравнение. Но в моём случае это так — я словно не цельный. Словно где-то потерял часть себя и теперь брожу неприкаянный.
— Но сначала реши с Ладой, — сказала она мне. — Так будет честнее. Ты всё правильно решил сначала с ней поговорить. А уж потом, с чистого листа… Дети-дети…
— Ладно, пошёл я…
— Иди, Ром, иди… Сил тебе. И всем нам… Пете как сказать не знаю. Расстроится же.
— Что поделать? — задал я скорее риторический вопрос, чем ждал ответа.
