Змеиный мох (СИ) - Рябинина Татьяна

— Сразу видно военного, — хихикнула я. — Раздеть за сорок пять секунд.

— Разговорчики в строю!

Он наклонился и, глядя в глаза, медленно обвел кончиком языка мои соски, в предвкушении съежившиеся в горошины. Подтащил меня за ноги поближе к краю, встал на колени. Губы медленно — томительно медленно! — опускались по животу все ниже.

Одного тонкого — и точного! — прикосновения языка хватило, чтобы меня унесло куда-то за пределы вселенной. Я вцепилась в простыню, из последних сил сдерживая кошачий вопль, но Денис крепко сжал мои бедра, не позволяя ускользнуть. Его ласки, то мягкие, дразнящие, то горячие, едва ли не грубые, заставляли меня извиваться и в кровь кусать губы от почти невыносимого наслаждения. Наконец он приподнялся и, наклонившись надо мной, поцеловал — крепко, властно. Горьковато-соленый вкус его губ — как морская вода! Поцелуй заглушил мой последний стон…

— Как жаль, что здесь нельзя орать, — пробормотала я, уткнувшись в его плечо, когда мы потом лежали рядом в обнимку. — Неловко как-то. Липа за стеной.

— Хочешь, на следующие выходные поедем в Змеиный мох? Там орать можно сколько угодно.

— Холодно же.

— В Белом доме — да. А мы у Славки возьмем ключи от маленького. Там печка. Ну что, недостающее звено восполнено? — приподнявшись на локте, Денис с намеком обвел пальцем мои губы.

— Предпочитаю это в качестве закуски или десерта, — тоже с намеком ответила я, положив руку ему на бедро.

— Не торопи, ведьма, дай отдышаться. Дедушка уже старенький.

— Дедушка! — фыркнула я, опасно смещая ладонь. — Да ты десяток молодух заморишь. И, похоже, кое-какой дедушкин фрагмент требует продолжения банкета. Основного, так сказать, блюда.

— Подожди, — Денис встал и вытащил из кармана сумки коробочку с изображением мускулистого мужского торса. — На этот раз много, а не один.

— «Ну как же в лесу без гондона» — процитировала я бессмертную фразу. — Не надо.

— В смысле? — он настороженно приподнял брови.

— Хочу… тебя чувствовать. Полностью.

— Ты уверена?

— Только что месячные закончились.

— А если все-таки вдруг?..

— Тебя это пугает?

Он выдержал мой пристальный взгляд, едва заметно улыбнулся и покачал головой. Мускулистый торс полетел куда-то мимо тумбочки…

Утром я проснулась одна. Солнце заливало комнату, где-то голосили петухи. Все тело приятно ныло. Ноздри щекотал сложный запах. На столике в банке стоял букет кремовых роз, рядом — два больших пластиковых стакана кофе и два круассана на тарелке. Со двора доносились голоса. Посмотрев в окно, я увидела Дениса и Липу у щенячьего вольера.

Под руку попалась его черная футболка. Быстро натянув ее и свои спортивные штаны прямо на голое тело, я сунула ноги в шлепанцы и вышла во двор.

— Доброе утро, Надюша, — улыбнулась мне Липа, а Денис звонко чмокнул в ухо. — Твой муж прямо эксперт по немцам.

— Да он же с ними в одном вольере вырос, — подколола я и взвизгнула от щипка за задницу.

— Хорошие щенки, — одобрил он.

— Не хотите? — предложила Липа. — Родословная, паспорт, привитые. Чип поставлю. По знакомству скидку сделаю, за тридцатку отдам. Или дорого?

— Совсем нет, — вздохнул Денис. — Это дешево. Я бы с радостью. Очень хочу. Но работа… С ним же еще месяца два надо как с младенцем.

В этот момент один из щенков, самый крупный и крепкий, отделился от общей стайки, проковылял к решетке и уставился на Дениса, жалобно поскуливая. Липа вошла в вольер, взяла щенка и над решеткой передала ему. Щенок принялся самозабвенно вылизывать его лицо.

— Все, Лактионов, — рассмеялась я. — Он тебя выбрал. Теперь, как честный человек, ты обязан на нем жениться.

На его лице нарисовалось такое страдание, что я не выдержала.

— Ладно. Если хочешь — бери. Я все равно безработная как минимум до Нового года. Присмотрю. У нас когда-то такса была, справлюсь.

— Надька…

Денис расцвел таким счастьем, что стал похож на мальчишку.

— Чем военный отличается от ребенка? — пробормотала я в пространство, совсем как жаба Марковна. — Писька побольше и автомат настоящий.

Липа довольно захихикала, сообразив, что один щенок точно пристроен.

— Да вы не беспокойтесь, у меня одного аж в Хабаровск забирали, нормально долетел. Только в туалет носить часто надо. Я вам все расскажу, как и что.

Прижимая к себе щенка, Денис улыбался совершенно одурело.

— Кажется, уже ревную, — заметила я.

— Серьезно? — помрачнел он.

— Нет, конечно, — расхохоталась я. — Ну, может, только самую капельку.

— А детки есть у вас? — Липа взяла щенка и положила обратно к матери, которая мрачно поглядывала в нашу сторону: знаю, вы собираетесь забрать моего ребенка.

— Нет, — покосившись на меня, ответил Денис.

— А вот появятся — будет им и дружок, и защитник. Сегодня все приготовлю, не волнуйтесь.

Вернувшись в дом, я быстро сбегала в душ, и мы сели за завтрак.

— Значит, щенок меня выбрал, и я, как честный человек, обязан на нем жениться? — поинтересовался Денис, намазывая круассан плавленым сыром.

— А что? — насторожилась я.

— А я тебя выбрал. По твоей логике ты обязана выйти за меня замуж.

— Нушопаделать, — вздохнула я и откусила хвост его круассана. — Значит, придется.

Я боялась, что обратная дорога будет адом, но все прошло более-менее гладко. В Адлер нас отвез на машине Липин брат. Денис сделал десятка два звонков, перетряхнул свои связи и вышел на погранцов из аэропорта, которые должны были провести нас прямо в самолет. Летели мы бизнес-классом, щенка Денис держал на руках, подстелив непромокаемую пеленку. Имя мы ему пока не придумали. В родословной значилось что-то непроизносимое, да еще с фамилией и приставкой «фон», поскольку австрийских кровей. Липа сказала, что для себя сможем выбрать любое другое, желательно на ту же букву.

Как только щенок начинал скулить и возиться, Денис вставал и нес его в туалет. В обход очереди, даже и не думавшей возмущаться. Кидал на пол бумагу, на которую ребенок делал свои делишки. Поить его приходилось из кружки, а вот кормить Липа не велела, чтобы не укачало. Дала одну собачью галету на всю дорогу, Денис размачивал ее в воде по маленькому кусочку, и щенок подбирал их с моей ладони, щекоча язычком и покусывая острыми, как иголки, зубками.

Машину Денис оставил на стоянке, и я села с щенком сзади, подстелив ему очередную пеленку.

— Ко мне едем? — поинтересовался Денис, когда мы выбрались на КАД.

— А куда еще? — хмыкнула я. — Конечно, с этим товарищем секс у нас в ближайшей перспективе вряд ли ожидается, но ладно. Как-нибудь… вручную постираем.

— Слушай, такое чувство, что ты нас тогда на видео записывала. Или на диктофон.

— Нет. У меня просто память — как у слона. Ничего не забываю.

— Ужас, — Денис передернул плечами. — А что я тебе в Сочи сказал, помнишь?

— Что именно? — уточнила я, прекрасно понимая, о чем он.

— Я не шутил про замуж, — его голос звучал спокойно, вроде, даже с усмешкой, но пальцы сжимали руль с напряжением.

— Я тоже. И, кстати, наш сынок, кажется, описался.

[1] Строка из из стихотворения А.С. Пушкина «Пора, мой друг, пора» (1834)

Эпилог

Двадцать месяцев спустя

Со стороны Белого дома, который теперь был уже полностью белым, раздался грохот и мужские вопли пополам с матом: рабочие уронили что-то тяжелое. Лиза в коляске заворочалась и хныкнула. Рик моментально вскочил и ощетинил загривок, верхняя губа приподнялась, обнажая клыки.

— Тише, тише, все хорошо, — я погладила его по голове, и он улегся, всем своим видом показывая: только подойдите к моей девочке, порву в тряпки.

Рик вообще считал ее своей собственностью и не подпускал к ней никого без нашего с Денисом разрешения. Да ладно, однажды даже Дениса не пустил к кроватке, когда тот немного выпил. Рычал и скалился, хотя вид у него был самый что ни на есть страдающий: прости, хозяин, но ничего не могу поделать. Охранять Лизу Рик считал своим священным долгом, взятым на себя добровольно в тот день, когда мы с ней приехали из роддома. Даже если выставляли из комнаты, лежал у порога. А уж выйти с коляской на улицу без него вообще было немыслимо — он бы и меня от нее отогнал. Ему еще не исполнилось двух лет и он не вошел в полную мощь, но вряд ли кто-то рискнул бы проверить, насколько этот пес хороший защитник.