Снегурочка на заказ (СИ) - Либрем Альма
— Я не представляю, как вам могло вообще в головы ваши пустые прийти, — прошипел Котовский, — подсыпать препарат незнакомому человеку. Не знаю, чего вы там думали добиться! Я уже молчу о побочных эффектах, об аллергии и всему остальному. Но вы знаете, вы, две идиотки, что это — уголовное дело?
Судя по тому, как закатила глаза Дана, в уголовное дело она не видела.
Котовский обошел свой стол по кругу, встал у меня за спиной и, судя по всему, оперся руками о спинку моего стула. Я могла чувствовать жар его тела — и волнение вперемешку с раздражением, что буквально излучал Даниил.
— Я говорил о том, что не потерплю больше такого отношения ни к себе, ни к своей невесте, — холодно промолвил он. — Я уже предупреждал об этом…
— И что? — вскинулась Богдана. — Выгонишь меня с детьми на улицу?
— А я? В чужом городе, одинокая женщина, с ребенком…
— Да ты такая же одинокая, как и я! — вспылила Дана в ответ на Витасино нытье. — У тебя дома муж твой ждет! Даже не догадывается, что ты от него в гречку прыгнуть решила! А гречка ершистая оказалась, не оценила бабу на семь лет старше!
— Да я…
— Рты закройте, — оборвал их Котовский, очевидно, не имевший больше терпения выслушивать все ссоры. — Да, у вас дети. И они не виноваты в том, что их матери немного больны на голову. Или не немного. Они себе родителей, к сожалению, не выбирали. Потому что, я уверен, выбрали бы кого-нибудь получше. И выставить вас на улицу я, к сожалению, тоже не могу. С тобой, Виталина, и с твоим мужем, одинокая ты наша, думаю, мы больше не увидимся. Ты уедешь из этого дома раз и навсегда, и что-то я сомневаюсь в том, что мы будем пересекаться.
Витася сидела, тише воды, ниже травы. Кажется, никаких планов по соблазнению Котовского у неё уже не было и близко, единственным желанием Виталины теперь оказалось покончить со всем этим без особенно негативных последствий.
— С тобой, Дана, будет сложнее, — промолвил Котовский. — Очень мило, что ты решила больше не жить в родительском доме — и, надеюсь, ни на какую поддержку с моей стороны ты не надеешься, потому что её не будет. Я согласен помогать племянникам, конечно же, я буду поддерживать родителей. Но ты со своим муженьком теперь в свободном плаванье. И я очень надеюсь, что в один прекрасный день не окажется, что вы разбежались в разные стороны, а дети, как всегда у тебя, Дана, бывает, остались не у дел.
Богдана выслушивала это с гордо поднятой головой, а потом проронила:
— Ну раз я тебе настолько неприятна, то как же ты собираешься праздновать Рождество со мной за одним столом? Отвернешься в противоположную сторону и будешь смотреть только на свою распрекрасную невесту?
— Нет, — возразил Котовский. — Мы решим эту проблему проще. Мы с Олей уедем сегодня же. Надеюсь, Оля, ты не будешь против?
Глава двадцать третья
Я очень сомневалась, что в такой ситуации вообще можно было спорить с Котовским. Впрочем, ответила всё равно искренне:
— С удовольствием вернулась бы домой.
Я сама не знала, когда успело зародиться такое дикое желание поскорее сбежать от семьи Даниила, но только что впервые пришла к осознанию, что очень сильно от всего этого устала. Притворяться его невестой, но на самом деле быть непонятно кем, общаться с Богданой и улыбаться ей, с трудом сдерживая желание послать куда подальше, терпеть Витасю и её попытки соблазнить мужчину, который от неё нос воротит… Повышенное внимание со стороны Елены Владимировны тоже поначалу казалось не слишком приятным, но к ней я каким-то чудесным образом привыкла.
Но если смотреть правде в глаза, в этой семье разве что Сергей Петрович не был причинял ни малейшего дискомфорта. Ну и дети, хотя с детьми, конечно, тоже можно очень сильно устать.
— Но как же! — воскликнула Елена Владимировна. — Даня, а как же Рождество? Это ведь семейный праздник…
— Я бы с удовольствием провел его с тобой и с папой, — покачал головой Котовский. — И с Олей. Но это ведь не весь перечень гостей, которых ты позовешь за стол, правда?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Но Данечка…
— Данюша, — вскинулась Виталина, — обижать маму нехо…
— Я не нуждаюсь в советах посторонних замужних женщин, — холодно произнес Даниил. — А моя мама — понимающая женщина. Уверен, для неё не являются секретом, почему я так поступаю. Оля?
Я встала из-за стола, правильно истолковав его вопросительную интонацию, и с удивлением осознала, что теперь, когда почти всё, за исключением нашего с Даней обмана, раскрылось, мне стало намного проще. Теперь не надо оглядываться, опасаться, что кто-то нас раскроет, переживать по тому поводу, что подумают окружающие. Что ж, я б не отказалась наконец-то почувствовать себя хоть немного более свободной.
Как минимум свободной от постоянно нависающей над душой Виталины, искренне полагающей, что она имеет право вмешиваться в чужую жизнь и отбирать мужчину, который никогда даже не взглянет на неё добровольно.
Я взлетела по ступенькам на третий этаж, окрыленная внезапным чувством свободы, и только тогда повернулась к Даниилу, пытаясь понять, что означало его спокойное выражение лица.
— Переживаешь из-за них? — спросила я, на самом деле полагая, что слишком далека с этой мыслью от истины.
— Нет, — покачал головой Котовский, подтверждая мою правоту. — Даже не знаю, я как будто ожидал чего-то подобного. Примерно с того момента, как ты пришла словно пьяная в спальню, хотя явно не успела бы ничего выпить. И ты совсем не похожа на человека, который в чужом доме рыскал бы по полкам в поиске лишней бутылки коньяка, чтобы немного развеять скуку.
— Приятно слышать, — как-то не особенно весело улыбнулась я. — Но твоя мама сильно обидится, если мы просто так возьмем и уедем.
Котовский взял меня за руку, крепко сжал пальцы, словно пытался таким жестом придать мне… Уверенности в себе, что ли. Или уверенности в том, что мое счастье для меня самой должно быть куда более значимым, чем, например, счастье его матери?
— Не обижайся на этих дур, — ни с того ни с сего попросил он. — Они неисправимы. Но я не позволю нашим отношениям просто так поломаться из-за чужих длинных языков и подмешанных в еду таблеток.
Нашим отношениям? А они у нас есть?
Судя по тому, как Котовский на меня сейчас смотрел, какие-то определенно были. Нельзя сказать, что эталонные и свойственные жениху и невесте, но равнодушным чужим человеком назвать Даниила у меня сегодня почему-то не поворачивался язык.
Котовский сгреб меня в охапку, как будто почувствовал что-то неладное, прижал к стене и буквально навис надо мною. Его горячее дыхание обжигало кожу, и я чувствовала, кажется, излучаемую им силу и уверенность в происходящем.
— И только попробуй мне сказать, — проронил Котовский, — что мы с тобой просто начальник и подчиненная, которые разыгрывают мою родню.
— А если скажу? — хитро поинтересовалась я, не удержавшись всё-таки. — Если скажу, то что будет?
— Увидишь, — коварно улыбнулся он. — Возможно, тебе даже понравится наказание, которое я тебе придумаю.
— Котовский!
— Что, моя дорогая?
В эту секунду мне искренне хотелось приложить его чем-нибудь тяжелым… И поцеловать. Я вспомнила ни с того ни с сего, как мы впервые столкнулись нос к носу на корпоративе, где он был гостем, а я по какому-то удивительному стечению обстоятельств оказалась в роли снегурочки, и к этому примитивному набору желаний прибавилось ещё одно: рассмеяться, прямо сейчас, забыв о том, что ситуация крайне далека от положительной.
Вряд ли, конечно, Котовский поймет, что со мной случилось.
Но чем черт не шутит?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Собирай вещи, — выдохнул он мне прямо в губы, должно быть, верно истолковав сияние моих глаз и рвущуюся на волю улыбку. — И поедем.
Я кивнула, стараясь выглядеть как можно более сосредоточенно, и поймала ещё одну улыбку Котовского. Он вновь куда-то подевал ту домашнюю мягкость, к которой я привыкла за проведенную в гостях неделю, и больше напоминал мне того самого начальника, что его многие побаивались и точно не хотели злить.