Татьяна Корсакова - Судьба No. 5
— Неплохо. — Клим кивнул.
Алиса ничего не сказала, но соизволила улыбнуться.
— Это одно из немногих мест в Москве, которых мне будет не хватать. — Виталик залпом осушил свой бокал.
— И куда ты собрался? — поинтересовался Клим.
— Домой, во Владивосток. — Мальчишка широко улыбнулся. — На малую родину.
— Почему? — подала голос Алиса.
В ответ тот пожал плечами, сказал с плохо завуалированной грустью:
— А мне здесь уже больше ничего не светит, коллекция-то сгорела.
— Но ты же говорил, что эскизы остались, — удивился Клим. — Я, конечно, не слишком разбираюсь в этом бизнесе, но мне кажется, если есть эскизы, то восстановить коллекцию — всего лишь вопрос времени.
— Не только времени, но и денег. — Виталик невесело усмехнулся. — А с деньгами у меня вышел полный облом. Спонсор после пожара в «Блиндаже» от меня открестился.
— Почему? — Впервые за весь вечер Алиса проявила искренний интерес к собеседнику.
— Потому что презентация моей самой первой коллекции в умах обывателей теперь стойко ассоциируется с трагедией в ночном клубе — а это очень плохая реклама.
— Но ты же не виноват!
Виталик обреченно махнул рукой:
— Знаете, это как в анекдоте: то ли он украл, то ли у него украли… В любом случае история получается некрасивая, и неважно, что я не виноват, важно, что это именно из-за меня в «Блиндаже» собралось столько народа. Если бы не собрались, не было бы трагедии. Сечете?
— И из-за этого твой спонсор решил прирезать курицу, несущую золотые яйца? — уточнил Клим.
— Спасибо за лестное сравнение. — Виталик чопорно поклонился. — Но я теперь всего-навсего курочка Ряба. Чтобы реанимировать бренд «Вильгельм Лойе», нужны немалые финансовые вливания, но в Москве нет ни одного дурака, который рискнул бы связаться с тем парнем, из-за которого сгорел «Блиндаж». У меня было столько друзей, вы представить себе не можете, как я был популярен! И что? Где они сейчас? — Виталик обвел зал тоскливым взглядом. — Я же не только вас сегодня пригласил, я ж еще человек двадцать позвал, и у всех нашлись неотложные дела.
За столом повисла неловкая пауза.
— А, ерунда все это! — Виталик беззаботно улыбнулся. Надо отдать ему должное — мальчишка умел держать удар. — Зато во Владивостоке я — звезда! Был, во всяком случае.
Клим достал сигареты, закурил, спросил:
— А скажи-ка мне, положа руку на сердце, друг Виталий, ведь ты же не просто так нам сейчас, эту печальную историю рассказал? Ведь ты же в курсе, кто я такой.
— В курсе. — Мальчишка, вопреки ожиданиям, не смутился. — Читал про тебя статейку в «Хозяине жизни». Ты — крупный финансовый воротила.
— Спасибо за лестное сравнение, — ухмыльнулся Клим.
— Уж всяко лучше, чем курица. — Виталик ухмыльнулся в ответ.
— А ты знаешь, что крупные финансовые воротилы в ущерб себе ничего не делают?
— А ты знаешь, что Карл Лагерфельд назвал меня Рафаэлем российской моды?
— Что-то я не видел в «Блиндаже» ни одного мужика с веером.
— Я отправлял ему свои эскизы по Интернету.
— А документальное подтверждение слов господина Лагерфельда у тебя имеется? — Клим затянулся сигаретой, сквозь вуаль дыма посмотрел на Виталика.
— Я храню нашу с ним электронную переписку как зеницу ока. — В подтверждение искренности своих слов мэтр иглы и ножниц прижал руку к груди. — А еще у меня есть золотой наперсток.
— Поздравляю, ты очень эксцентричный модельер.
— Золотой наперсток — это престижная премия, — уточнила Алиса.
— Вот именно! — Виталик одарил ее полным обожания взглядом. — И он у меня есть!
— А что у тебя еще есть, кроме золотого наперстка и переписки с Лагерфельдом? — спросил Клим.
— Ему этого мало! — фыркнула Алиса.
— Я гениальный, очень работоспособный, и у меня море идей. — Виталик больше не улыбался, смотрел твердо.
— И ты спас мне жизнь, — подытожил Клим.
— И я спас твою жизнь. — Виталик кивнул.
— Завтра, — Клим загасил сигарету, — я жду тебя в своем офисе. Ровно в десять, не опаздывай.
— Это что-то значит? — осторожно поинтересовался мальчишка.
— Да, это значит, что ближайшие несколько лет тебе придется работать как каторжному.
— Господи Иисусе! — Виталик сначала побледнел, а потом разом залился алой краской. — Алиса, дорогая, этот человек только притворяется злым и бессердечным, а на самом деле он — святой!
Госпожа Волкова скептически хмыкнула. Ну конечно, чего же еще ожидать от этой циничной бестии?!
— Да, Алиса, не спорь! — Виталик чмокнул ее в щеку, наверное, от переизбытка чувств, но Клима перекосило. Пришлось спешно допивать коньяк, чтобы эти двое не заметили, в каком он состоянии. А она все равно заметила, метнула в него острый, как стилет, взгляд и улыбнулась Виталику. Черт, еще, чего доброго, решит, что ему есть дело, с кем она целуется…
— И вот еще что, — сказал Клим жестко, — с твоим дурацким псевдонимом надо что-то делать.
Виталик энергично закивал:
— Это мой предыдущий спонсор так извратился. Лично мне больше нравится Джорджио Армани.
Повисшую паузу нарушил смех Алисы. Она смеялась так звонко и заразительно, что Клим помимо воли тоже улыбнулся, спросил:
— А как тебя кличут по паспорту, Джорджио?
— По паспорту я Виталий Топильский.
— Ну и оставайся Виталием Топильским! На кой хрен эти выверты с иностранными псевдонимами?
Клим сам не заметил, когда атмосфера из напряженно-деловой трансформировалась в непринужденно-доверительную, когда к их столику подсел сначала Жертва, а потом и загадочная Люка. И тут выяснилось, что Жертва — интересный собеседник, а Люка — «мировой парень». И даже Макс при ближайшем рассмотрении оказался вполне добродушным мужиком. А еще обнаружилось, что внимание, которое Клим оказывал Люке, нервирует госпожу Волкову. Во всяком случае, она была единственной, кто в их тесном кружке чувствовал себя не слишком комфортно.
Расходились далеко за полночь. Клим, к этому времени уже изрядно пьяный, рискнул-таки доверить свою бесценную жизнь, а заодно и автомобиль, профессиональной гонщице. Алиса уехала на такси, как всегда не прощаясь. Виталик остался с Жертвой и Максом — ждать Люку.
Климу снова снился кошмар. Летучая мышь-переросток уселась на край его кровати, неодобрительно покачала головой, сказала все тем же смутно знакомым голосом:
— Глупый, смотришь и не видишь!
— Чего не вижу? — Конечно, не стоило вступать в дебаты с собственным кошмаром, но уж больно интересно…
— Ничего не видишь! Не о той думаешь, не той доверился. — Летучая мышь тяжело вздохнула, совсем по-человечески, пожаловалась: — Тяжело мне с вами, неразумными.
