Татьяна Алюшина - В огне аргентинского танго
Лиза промочила своими слезами весь подол бабушкиного платья, лежа головой у нее на коленях и рассказывая о них с Протасовым, а бабушка гладила и гладила ее по голове, слушала, вздыхала и успокаивала.
– Гвоздочек ты наш, – тогда улыбнулась она. – Вроде женственная такая, хрупкая, нежная, а смотри ж ты, на что способна.
– На что, бабуль? – всхлипывала Лиза, утирая слезы-сопли уже десятым, наверное, платком.
– А вот так взять и отказаться от мужчины, которого любишь, – пояснила бабушка. – Я за всю свою жизнь, пожалуй, одну только такую встречала, да и то она была дура идейная, отказала парню, которого любила, потому что они не сошлись во взглядах на мировую политику. Женщины не оставляют мужчин, если между ними нет какого-то на самом деле серьезного, непреодолимого препятствия. Как правило, женщина всегда искренне убеждена, что сможет переделать мужчину, заставить поступать по ее правилам, переубедить или, на крайний уж случай, переиграть.
– А у тебя так было? – шмыгнула носом Лиза.
– Господь миловал, – улыбнулась бабуля. – У нас с Антошей таких разногласий и глубоких непониманий никогда не возникало, и менять его мне никогда не хотелось, мне он нравился таким, как есть. И надо сказать, меня он никогда не подводил.
– Так что, выходит, я неправа? – спросила Лиза, поднялась с бабушкиных колен и села. – Надо бороться за свою любовь, и все такое?
– Как раз, думаю, что права, – погладила ее по голове и улыбнулась бабушка. – Я ведь его хорошо помню, этого твоего Протасова Глеба. Еще когда они с Кирюшей мальчишками совсем были, только поступили в институт, они несколько раз к нам сюда всей компанией приезжали. Да и много раз мы встречались и в Москве, и на даче у Андрея. А уж как ты сбежала к нему с юбилея, я альбомы-то на следующий день достала и просмотрела все фото, где он попадал в кадр. Глеб твой личность сильная и всегда таким был. К тому же он очень страстный человек. Раньше вся эта страстность отдавалась работе. Но с той же страстью он обвинил себя в смерти ребенка и наказывает себя. Даже в своих заблуждениях он страстен и настойчив. И только что-то очень сильное может сдвинуть его с этой позиции.
– Что? – шепотом спросила Лиза, завороженно слушая бабулю.
– Любовь, например, – улыбнулась та. – Сильная, настоящая любовь и столь же сильная женщина. Я ведь хорошо помню тот ваш танец на юбилее Кирилла, – хитро прищурилась, улыбаясь, бабуля. – Вы танцевали только друг для друга. И как бы они с женой великолепно ни смотрелись, это были просто два породистых человека порознь, а вот вы с ним выглядели одним прекрасным целым.
– И что теперь делать? – снова всхлипнула Лиза.
– А ничего, – развела руками бабуля. – Ты и так сделала очень много: он стал оживать, и улыбаться, и смеяться, и рассказал тебе о дочери, и даже позволил себе тебя любить. И случилось это потому, что ты сдвинула его с мертвой точки своим криком, заставив задуматься. Уверена, что сейчас он задумался еще сильнее.
– И что будет? – спросила с надеждой Лиза.
– А ничего особенного, – рассмеялась Ася Матвеевна. – Всего два варианта: либо он встряхнется, вернется к своей работе и жизни и завоюет тебя, либо останется на своем хуторе, так и не захотев ничего менять.
– Все-то ты знаешь, бабуля, только мне-то что делать? – жаловалась Лиза.
– Жить дальше и ждать. Я тебе вот что скажу по секрету: если бы ты осталась и согласилась с условиями и требованиями, что он тебе выдвинул, и с тем, что он так и не станет менять свою жизнь, ты бы потеряла и его, и себя, снизив свою ценность как личности, как женщины, и лишив его возможности побороться за тебя, за вас и ваше будущее. Ты все правильно сделала, хоть и не понимала тогда, что именно делаешь. Жди. Какой бы выбор он ни сделал, жди.
Лиза ждала. Сначала каждый день ждала, что он позвонит и позовет, и хоть что-нибудь скажет, например, что был неправ. И не надо никаких извинений, пусть только «неправ» – и позовет. Потом она согласна уже была на просто «позовет», еще через несколько дней на просто «позвонит». А потом она перестала ждать и начала уговаривать себя, что прекрасно проживет и без него и со всем справится!
Такими вот малопродуктивными уговорами Лиза и занималась периодически, когда сильно накатывала тоска и жалость к себе, да и к нему, дураку такому упертому!
Но сегодня она твердо сказала себе, что думать о господине Протасове не будет! Сегодня прекрасный семейный праздник, на который собрались все родные и куча близких друзей, солнышко припекает, птички поют, почки распустились, дорога практически пустая, ни одной пробки мало-мальской на пути – кра-со-та!
Лиза припарковала машину у ворот, не став заезжать на участок. Ее уже встречали. Первыми прибежали дети – семилетний Темка, тащивший за руку четырехлетнюю сестрицу Тасю, детки Кирилла и Мани, с ними еще трое ребят, внуки друзей дяди Андрея, а замыкал этот детский налет, нарочито степенно вышагивая, сводный брат Лизы, двенадцатилетний Назар.
– Лиза! – радостным хором орали малыши.
Лиза со всеми мелкими обнялась, всех расцеловала и принялась доставать и раздавать из багажника сладости и подарки – под счастливые возгласы малышни, тут же побежавшей хвастаться взрослым.
– Назарчик! – прижала к себе Лиза брата, постояла, закрыв глаза, пораскачивалась от радости встречи, вдыхая его родной запах, и поцеловала в макушку. – Привет, братишка!
– Привет, сестрица! – в тон ей поприветствовал он и начал выбираться из ее объятий. – Хорош обниматься, а то застукают! – весело бурчал он. – Я и так тебе многое позволяю!
Это правда, с недавних пор Назар пресекал любые нежности, даже от матери родной, единственное исключение делал только для Лизы, и то так, понемногу, без фанатизма.
– Я тебе тоже подарок привезла, – выпуская его из объятий и успев еще разок чмокнуть в макушку, сказала она. – Помнишь, обсуждали фильм этот по комиксам?
– Да ты что? – восторженно воскликнул братишка. – Он же еще на дисках не вышел, и в прокате почти не шел!
– А я вот для тебя нашла, – похвалилась Лиза и достала из сумки диск в упаковке.
– О, сестрин, класс!
– Балуй, балуй нам ребенка, потом родители с ним совсем не совладают, – улыбаясь, сказал Григорий Антонович, подходя к дочери.
– А вы Лизавету позовите, она вам поможет, – скривил шкодную рожицу Назарчик, помахал диском и быстренько «свинтил».
– Привет, дочь, – обнял и прижал ее к себе папа.
– Привет, папуль, – обняла она его, прижалась, прикрывая глаза и вдыхая знакомый родной запах. – Ум-м-м. Соскучилась.
– Я тоже, – поцеловал ее в волосы папа и погладил по спине.
– И я, – подошла к ним Надя и обняла их обоих сразу.