Жанна Режанье - Ловушка для красоток
Новая жизнь заставила Еву увидеть многое в совершенно новом свете. Ева теперь стеснялась не только своего происхождения, но и своей провинциальности. Например: блестящие мужчины, с которыми она теперь общалась, употребляли слова, смысла которых Ева не знала. Чтобы поправить дело, она купила книгу о культуре речи и положила себе каждый день выучивать хотя бы по одному новому слову. Сегодня она выучила «сквернословие» — подумать только! А за предыдущие четыре дня запомнила: «бахвальство», «неустрашимость», «неотвратимый» и «многоголосие».
Ева завершила туалет, взяла в руки сумочку от Эмманюэль Кханн, остановила такси и после пятиминутной поездки через Парк вышла у городского дома Джефри Грипсхолма. Приближаясь к кованым воротам, Ева напомнила себе непременно вставить в разговор вновь выученные слова. Чтобы Джефри почувствовал, как она интеллигентна и интересна.
— Ну, должен сказать, что вы сегодня выглядите чрезвычайно аппетитно, — приветствовал ее Джефри. — Все в строгом стиле на подлинно европейский манер.
— Благодарю вас. Вы тоже прекрасно выглядите.
Ева окинула взглядом его темно-коричневый бархатный смокинг, бирюзовый шелковый жилет и туфли розового бархата в форме гондол.
Джефри провел ее в библиотеку, позвонил Фернандо и распорядился подать черную иранскую икру.
— Какое возлияние вы предпочитаете? — спросил он.
— А? — растерялась Ева.
— Виски?
— Н-нет… Пожалуй, «Бристол крим» со льдом! — Ева назвала любимый напиток Долорес, стараясь подражать и ее тону.
Джефри подошел к бару. Наполняя бокалы Еве и себе, он говорил:
— Такое впечатление, будто я только вчера вернулся из Франции и Angleterre. Теперь, буквально затаив дыхание, я ожидаю новой поездки. Две недели в Городе огней, наслаждаясь самой утонченной кухней на свете!
Он вручил Еве бокал и сел на диван рядом с ней.
— Ах, эти французы! — патетически воскликнул он. — Вот кто действительно знает вкус в еде, кто превратил кулинарию в высокое искусство… Уж не говоря об их тонком понимании вин!
— Французы кажутся мне неимоверным народом, — важно изрекла Ева.
Если новое словечко Евы и произвело на Джефри впечатление, он это ничем не обнаружил.
— Чуть меньше двух недель пробуду в Лондоне, — продолжал он, — хочу составить себе представление о театральном меню Вест-Энда. Побываю на фешенебельных приемах в Мэйфере. Молодежная мода просто убивает Британию, вы так не думаете?
— А… да, конечно!
— Но самое забавное в Лондоне, — Джефри откинулся на неудобном антикварном диване, — это мода на воскресные послеобеденные приемы с шампанским. Правда, шампанское подают превосходное.
Деликатно пригубив шерри, Джефри посмотрел на Еву и сказал:
— Когда я поеду в следующий раз, я с удовольствием приглашу вас составить мне компанию, дорогая.
Бокал шерри в одной руке, другая картинно протянута вдоль спинки дивана, взгляд устремлен на Еву.
— Впрочем, мы могли бы обсудить эту возможность позднее, когда будем лучше знать друг друга.
Джефри смолк и молчал так долго, что Ева встревожено подумала, что надо как-то восстановить беседу. Она уже составила в уме сентенцию, включающую в себя и «сквернословие», и «неустрашимость», но прежде чем она раскрыла рот, Джефри снова заговорил:
— Мне представляется необходимым сказать вам о четырех ритмах жизни. Как бы в назидание: ведь вы еще полуребенок и многое можете не знать.
Ева, недоумевая, подалась к нему.
— Люди сексуально любознательные — к ним я отношу и себя — уже давно поняли, что естественный ритм жизни способен проявиться только в условиях тщательно культивируемой напряженности. При этом необходимо отдавать себе отчет в красоте и ценности низкого. Я был еще студентом в Гарварде, когда открыл этот великий секрет жизни, чисто эзотерическое явление, неведомое массам, доступное лишь наиболее восприимчивым и свободным от морали. Вы еще удерживаете нить моих рассуждений?
Ева кивнула, хоть и без большой уверенности. Джефри придвинулся к ней и повел речь дальше:
— Встреча с вами была как удар молнии, ибо я мгновенно распознал в вас тягу к извращенному — еще не вполне пробудившуюся, однако существующую. Я увидел в вас партнершу по низости, я понял эту сторону вашей натуры, почувствовал, что вы настоящая vicieuse, вы понимаете меня?
— В целом да.
— Мне кажется особенно восхитительным и редкостным одно ваше качество — вы принадлежите к fin de siecle[7]. В вас есть нечто абсолютно declasse и потому заманчиво порочное. Во мне находит отклик и то, что есть в вас от демимонденки: характерная для демимонденки страсть к жизни и к любви, вы точно отказываетесь поверить в бездну, разделяющую души, и наводите мосты во всех направлениях, ища удовлетворения своих потаенных желаний. Я могу помочь вам, в этом я могу помочь.
— Да? — спросила Ева.
— Позвольте мне объясниться. Я уже упоминал о четырех ритмах жизни. Живая клетка растет, расцветает, набирает силы, достигает зрелости и отмирает. То же происходит и в человеческой жизни, иной раз этот процесс вмещается в краткие мгновения, поистине в секунды. Но от нас самих зависит, сумеем ли мы восстановить естественный ритм жизни, который, как я уже сказал, проявляется лишь в условиях напряженности. Только сладчайший экстаз извращенности позволяет разуму ослабить контроль и дать проявиться природным силам. Великий секрет заключается в том, чтобы создать напряженность, которая и приводит к кульминации. Как это достигается? Я вам скажу: нам требуется создать течение. Для этого необходим канал: два человека в совершенной гармонии, жаждущие одного и того же, в равной мере подготовленные к этому. Именно в этой роли я вижу вас, моя дорогая, вы тот сосуд, то средство, которое способно дать мне озарение, я же могу дать его вам. Как упоителен союз, ожидающий нас! Вы помните, я говорил о красоте низкого. Сколь оно прекрасно и порочно, это тайное медлительное нарастание, одновременно неподвижное и беззвучное, — предвечная тишина, благословенный покой.
Джефри говорил все тише, все тише. Ева еле слышала его.
— Да, так, как шепот… Ш-ш-ш… Пустота, ничто… Ничто… Тишь, пока не врывается насилие!
Голос Джефри загремел:
— Разнузданное, ненасытное, жуткое, прекрасное — в нем все! Суть мироздания! Великий дух свободен наконец!
Он обмяк и заморгал.
— Но для пробуждения природных сил необходим канал, сосуд. Дремлющий дух должен пробудиться и пробуждаться медленно и неприметно, поднимаясь по спирали, будоражимый непорочной извращенностью. Великая природная сила откликается только на низкое, ничто, кроме низкого, не в состоянии пробудить природу.
