Галина Лифшиц - Невеста трех женихов
– Ты – убийца и воровка. Вот кто из тебя получился, да? И думаешь, я поору и отпущу тебя восвояси? Нет! Я тебя посажу. Доказательств – полно! Вот они! Я тогда смолчала, когда ты мою семью разрушить собралась. Сейчас отвечать придется.
Света смотрела и удивлялась, как это у нее было желание бить эту дрянь. Сейчас ей казалось противным даже дотронуться до Ленки.
«Виновница торжества» вдруг вскочила и яростно заверещала:
– Все тебе! Все вам, да? А мне – что? Одной куковать? Человек меня любит! Не знает, как освободиться от этой! Она его не удовлетворяет! А я – все ему! Все для него! Он ей так просто достался! На халяву! А я все для него! Ему все!
– Вы видите, что она больна, наконец? – жестко произнес Сергей.
– Ты больной! Ты сам больной! Ты меня изнасиловать хотел! Мне десять лет было – он меня изнасиловать хотел! – орала «роковая женщина», указывая в сторону Сережи. На губах ее показалась пена.
Она рванулась к окну и распахнула створки. Вскочила на подоконник.
Света рефлекторно вскочила – удержать.
Ася махнула рукой, усмехнулась:
– Сиди! Она уж мне такое устраивала. В тот раз. Попрыгает, поорет… В последний-то раз. Сейчас ключи от «своей» квартиры и кабинета рабочего мне возвернет, парашютистка херова, и больше я ее не увижу. Как бы мамочка ни просила.
– Я прыгну! Помогите! Меня убивают! – заорала в открытое окно гадина.
Субботний летний московский вечер ответил гулкой тишиной.
– Ори, идиотка, – сказала вполголоса Ася. – Все на дачах. Если только охранник придет и повяжет тебя, сволочину.
Ленка, как ни странно, услышала замечание сестры.
– Я прыгну! – крикнула она исступленно.
Сергей встал, направляясь к окну.
– Не хочется об такую руки марать, но…
И тут Ленка прыгнула.
– Ай! – закричала Света, хватаясь за голову.
– Свет, ну что ты, блин, в самом деле? Вы что? С ума посходили, что ли? Забыли? У меня бельэтаж! Иначе эта сука разве б прыгнула? – произнесла совершенно спокойная Ася,
– В любом случае – «Скорую психиатрическую» я вызываю, – гнул свою линию Сергей.
– А это – пожалуйста.
Ася подошла к окну, легла на подоконник.
– Ну как? Хорошо лежим? Довольная?
Ленка лежала, картинно раскинув руки и ноги. Как тряпичная кукла.
– Она… точно живая? – шепнула Света.
– Живая, живая, живее всех живых. Это ее любимый фокус с детства. Проверка на вшивость нас, грешных.
– Я умираю! – крикнула снизу Ленка.
– Сейчас «Скорая» подъедет, потерпи, не умирай, – посоветовал Сергей.
– Педофил! – крикнула ему Ленка.
Света невольно расхохоталась.
– Фригидка! – наградила ее красочным определением жертва человеческого непонимания.
– Всем сестрам по серьгам! – резюмировала Ася. – «Скорая» приедет, глупости свои не пори, а то ведь видео покажем, за организацию убийства сядешь, слышь?
– У меня нога сломана. И рука, – раздался снизу вполне членораздельный отклик.
– Вот доктора и определят, что там у тебя сломано. Оставайтесь, как говорится, с нами…
Пробок в городе не было. «Скорая» приехала в считаные минуты.
– Растрата у нее на работе. Проверка должна быть с понедельника, – объяснила Ася. – Вот она и прыгнула. А в голове-то – мурашки. Чего прыгать зазря? Не убьешься, не покалечишься… Так, людей насмешишь. Но орала. Пена изо рта… Все-таки – попытка суицида… Вот и вызвали.
– Нога у нее, похоже, и правда… того… сломана. Госпитализируем, – решил фельдшер, вытаскивая из машины носилки.
– Не-е-ет! – завопила Ленка. – Я никуда не поеду! Они меня убить хотят!
– В отделение для буйных поедешь, – пообещал доктор.
Машина увезла беснующуюся секс-бомбу в надлежащее место.
Требовался передых. Они сидели молча. А что тут скажешь?
– Свет, ты, может, простишь Марио? Это же все она… Видишь, какая… Андрейку жалко, – заговорила Ася.
– Андрейку жалко. Но тут дело даже не в «простить – не простить». Тут другое… Если бы, может, я еще это все не видела, тогда бы и осталась с ним… А тут. Мы вчера в ресторане сидели, он ел, а я смотреть на него не могла. Тошнота одолела. Чудом не блюнула. И как о нем вспомню, тошнит. Рвотный рефлекс. Физиология.
– Он ничего еще не знает?
– Не знает – узнает. Тут другой вопрос. Чтоб он не удумал Андрейку забрать… Знаешь все эти дела с иностранцами? Чуть что – крадут детей… Вот это страшно.
– У тебя все доказательства супружеской измены с его стороны. Любой суд оставит ребенка с матерью. Я помогу с адвокатом, – вступил в разговор Сергей.
– Это все так. Но хорошо бы устроить все спокойно, чтоб Андрюша горя не знал. Они с отцом редко виделись… Тот все в делах, командировках. Главное: он есть. И сын его очень любит, светится весь, как видит. Хорошо бы Марио смог спокойно поговорить… решить вместе…
– Эх, семья рушится… Из-за такой сволочуги! Из-за меня, получается, – сокрушалась Ася.
– Не Ленка, так другая. Он взрослый человек. Понимает, что делает. И я – понимаю. С меня хватит. Я собираюсь жить так, как мечтала.
– А как ты мечтала? – спросила Ася.
– Увидишь, – улыбнулась ей Света.
3. Источник
Пару дней она приходила в себя, разбирала вещи, светлыми вечерами гуляла с Андрейкой по опустевшему городу, рассказывая сыну о похождениях детства. Потом собрались и поехали в монастырь, к старцу. Поспели к вечерней перекличке. Записались.
– Сколько примерно дней ждут, пока очередь дойдет? – спросила Света.
– Дней пять, не меньше. Наберитесь терпения.
Света поехала на родительскую дачу в получасе ходьбы от монастыря. Каждое утро ходили они на литургию, после службы отмечались в очереди, потом отправлялись купаться в речке Протве. Синие стрекозы летали над их головами, солнце пекло.
Они брали у молочницы парное молоко. Света делала ряженку в печи, как когда-то бабушка. Из итальянского молока ни простокваша, ни ряженка не получались. Другие травы, другие коровы. Поначалу Света пыталась покупать молоко и ставила его на закваску. Но ничего не выходило. Молоко стояло неделями, постепенно превращаясь в сыворотку. В России Андрейка всегда просил творог и простоквашу. А в Италии – буйволиную моцареллу. Каждая земля радовала своими дарами.
Вечером снова шли в монастырь на перекличку.
Это хорошо, что было время подумать, что не сразу она пойдет к старцу. Каждый день вопросов у Светы становилось все меньше и меньше: она ведь видела, сколько страждущих, по-настоящему несчастных и обездоленных людей томится в ожидании. Значит, задерживать никого нельзя. Только самое главное, сокровенное суметь бы спросить…