Татьяна Веденская - Штамп Гименея
– Я не ставил штамп, потому что мне было не до него. Это надо было снова тащиться в суд, брать решение суда, а потом сидеть в очереди ЗАГСА и сдавать паспорт. Кажется. Мне было не до этого. И потом, я не думал, что ты выкинешь такой крендель и примешься читать паспорта.
– Я дура! – с готовностью подтвердила я.
– Причем тут ты. Это я до сих пор боюсь приблизиться к женщине хоть на километр. Хочется обнести свой дом чугунным забором и никого никогда туда не пускать.
– Даже меня? – охнула я.
– Тебя? С тобой все непонятно. Ты странная, а временами даже нелепая. С тобой невозможно ничего предугадать. Но почему-то кажется, что на ложь ты неспособна.
– Точно! Приврать я могу, но на ложь – нет, – шумно подтвердила я. Борис ласково потрепал меня по щеке и улыбнулся. Может, просто хотел выразить симпатию. Просто дружеский знак внимания, однако все наши прикосновения были наэлектризованы. С первого дня. Он отдернул руку и внимательно посмотрел мне в глаза. Уточнял, остались ли у меня вопросы. Вопросов не оказалось. Тогда Борис принялся использовать крайние меры, которых я так боялась и так ждала. То бишь, приступил к поцелуям и объятиям. Невыносимо, невозможно, неописуемо прекрасным поцелуям изголодавшегося по единственно возможной пище человека. Я даже в нормальном состоянии плохо контролировала себя, находясь в его руках, а уж после трех бокалов…. Что и говорить, меня охватило чувство, что я вдруг обрела свой дом. Впервые за последний год. Хотя нельзя сказать, что я вовсе жила без поцелуев. Петечка. Есть все-таки что-то божественное в том, с какой неумолимой точностью мы чувствуем друг друга. Мы можем ничего не говорить, мы можем вообще быть незнакомы, но достаточно одного взгляда, чтобы понять: «то» он или «не то». В каком-то генетическом, биофизическом, комплиментарном плане. Ох, какие я, оказывается, знаю слова. Это мне когда-то морочил голову мимолетный герой случайного романа с биофака МГУ. Комплиментарность – это когда цепочки ДНК сцепляясь, идеально подходят друг другу. Как пазлы. Иногда мы можем мучиться годами, пытаясь выстроить отношения с теми, кого полюбили всем сердцем. Может, у нас это так никогда и не получится. Но если мы – пазлы, то стоит нам закрыть глаза и прикоснуться друг к другу – наступает волшебство. А вот когда мы смотрим на «не тех», то чувствуем это сразу, достаточно и пары минут. Петечка был «не то» с первого дня знакомства. Как глупо было надеяться, что я смогу заглушить в себе голос природы. Каждый его поцелуй отзывался в моем сердце как укол шприца по живому. Неприятно, но надо. Если хочешь замуж. Как я изворачивалась, как старалась свести тактильные контакты до минимума. Зачем? Зачем я пыталась перекроить неплохого, в общем-то, друга в отвратного мужа, зачем чуть не влипла в этот дикий брак, в котором бы мы оба были несчастны?
– О чем ты думаешь? Але? – дрогнувшим голосом спросил Борис, оторвав от меня губы и чуть отстранив меня от себя. Я моментально прижалась к нему обратно и забыла обо всем на свете.
– Я думаю, что ты – полностью воплощение моей мечты.
– Ага, – нежно прошептал он, проведя большим пальцем по губам. Мои инстинкты требовали позволить ему все. Только бы не отпускал.
– Все-таки Света неправа, – вздохнула я и закрыла глаза.
– В чем? – как-то издалека спросил Борис.
– В чем? В том, что гормоны глупы и нельзя идти у них на поводу. Что они никогда не приведут к тому, с кем можно построить счастье.
– Как ты себе представляешь процесс «построить счастье»? Берешь в руки отбойный молоток и вперед? – усмехнулся Борис.
– В том-то и беда, что я это представляю себе, как непрерывную цепь вот именно таких поцелуев, – томно мурлыкнула я и мы провалились в пропасть безотчетной, пьяной, прекрасной ночи, в которой уже никому ни от кого не требовалось никаких объяснений. Просто мужчина и женщина, одни на необитаемом острове, по невероятной случайности нашедшие друг друга в лабиринте взаимного недоверия и неприятия, взаимных амбиций и страхов. Все растворилось, Борис опьянел от права снова обладать мной после столь длительного перерыва. Я была пьяна и до того, но тут наглядеться не могла на его прекрасное лиуо. Прекрасное не какой-то казуистической красотой, которая живет на страницах модных журналов, а как-то по другому. Прекрасное, как лицо человека, кому предназначено быть прекрасным именно для меня. Он смотрел на меня так, словно не видел меня много долгих тысяч лет. Словно мне по ошибке отдали в пользовании то, без чего он не может жить, что по справедливости принадлежит ему. Он не давал мне права голоса, но мне оно и не было нужно. Я молчала, потому что тоже была поглощена им. Была в практически бессознательном состоянии от счастья.
– Удивительно! – шепотом сказала я, осознав, что счастлива бесконечно.
– Что именно? – ласково усмехнулся Борис и растрепал мне волосы.
– Такое со мной впервые в жизни. Не думала, что такое возможно! – с удивлением сказала я.
– Что возможно? – смутился он. Мой трудный принц.
– Быть только женщиной и больше никем.
– Ты для меня – все, – тихонько бросил он. Я замерла. Я не стала спрашивать, что он имеет в виду. Потому что и без пояснений мое сердце трепетало, а кровь заструилась по венам с небывалой скоростью. Я как могла показала, что и ОН для меня ВСЕ! А потом он уснул. Его обычно напряженное и сосредоточенное выражение лица сменила расслабленная полудетская улыбка, которая, хочется верить, вызвана мной, присутствием меня рядом. Я сидела около него на диване, боясь пошевелиться и спугнуть этот блаженный сон, это редкое выражение счастья на его лице. Пусть даже оно вызвано какими-нибудь особенно вкусными ананасами, которые он вкушает во сне под подходящими пальмами. Нет, лучше думать, что ему снюсь я.
– Чего ты не спишь? – пробурчал он, едва разлепив один глаз. – Уже утро?
– Нет-нет, – испуганно шепнула я. – Глубокая ночь. Спи.
– Только с тобой, – сонно промямлил он и прижал меня к себе. Я легла рядом. Его руки были сильнее, чем я думала и помнила, его стремление слить нас в единое целое создавало мне определенное неудобство телесного, физического порядка. Плечи затекли буквально через пять минут, телу хотелось перевернуться, переложить голову на мягкую подушку, но я замерла и не шевелилась, наслаждаясь и этим неудобством, при котором его безмятежное лицо было близко-близко, и столь удивительной для моей жизни невозможностью двигаться и располагаться по своему усмотрению. Без преувеличения могу сказать, что была в тот момент согласна заработать паралич, только бы это не кончалось. За двадцать семь лет моей одинокой жизни я накушалась комфортного ночного сна. На спящего Бориса я могла бы смотреть бесконечно. А острый страх потери, после всех тех потерь, которые я уже пережила, придавал моему спокойствию некое философское наполнение. Я мечтала, что смогу смотреть на Бориса вечно, хотя и знала, что вечно не длится ничего. Хотя бы потому, что рано или поздно всегда наступает рассвет.
