Тилли Коул - Тысяча незабываемых поцелуев (ЛП)
Когда я взял Поппи за руку, она притянула меня ближе и прижала свои губы к моим. Я позволил ей вести. Позволил ей показать, как много это значит для нее. Это мгновение. И позволил себе также чувствовать это. На краткое мгновение позволил себе отодвинуть в сторону тяжесть, которую носил всегда как щит. Позволил себе потеряться в поцелуе, подняв фотоаппарат. Даже с закрытыми глазами и без направления, я был убежден, что запечатлел лучший кадр дня.
Поппи сделала шаг назад и молча повела меня обратно к покрывалу, усаживая и кладя голову мне на плечо. Я поднял руку на ее теплое, обласканное солнцем плечо, и притянул ее поближе к себе. Поппи наблюдала, как я медленно целовал ее макушку. Когда наши взгляды встретились, я вздохнул и прижал свой лоб к ее.
— Всегда пожалуйста, — прошептала она, когда отвела взгляд, чтобы взглянуть на небо.
Я не чувствовал этого так долго. Я не чувствовал подобный покой с моменты нашего расставания. И я был благодарен Поппи.
Больше чем благодарен.
Внезапно тихий, благоговейный вздох сорвался с губ Поппи.
— Посмотри, Рун, — сказала она, указывая вдаль. Я задумался, что же она хочет мне показать, затем она сказала: — Наши следы на песке. — Она подняла голову и на ее лице сияла улыбка. — Две пары ног. Четыре отпечатка. Как в притче.
Я свел брови в замешательстве. Поппи положила руку мне на колено. Ее голова была под прикрытием моей руки, и она объяснила:
— Моя любимая притча, Рун. И любимая притча моей бабушки.
— Что в ней говорится? — спросил я, улыбнувшись на крошечный размер следов Поппи по сравнению с моими.
— Она красивая. И религиозная, поэтому я не уверена, что ты о ней подумаешь, — Поппи послала мне игривый взгляд.
— Все равно расскажи мне, — настаивал я, чтобы услышать ее голос. Просто, чтобы услышать благоговение в ее голосе, когда она делится чем-то сокровенным.
— На самом деле это больше чем просто история. О ком-то, у кого есть мечта. В этой мечте человек на пляже, так же как мы сейчас. Но он идет рядом с Богом.
Я сощурил глаза, и Поппи закатила свои.
— Я предупреждала, что она религиозная! — сказала она, смеясь.
— Да, — ответил я и подтолкнул ее голову своим подбородком. — Продолжай.
Поппи вздохнула и рисовала узоры на песке своим пальцем. Мое сердце почти надломилось надвое, когда я увидел, что это еще один знак бесконечности.
— Когда человек шел по пляжу, в темном небе над ним проигрывалась его жизнь. С каждой показанной сценой, как в фильме, человек замечал два набора следов, которые оставлял на песке. И когда он продолжали идти, с каждой новой сценой появлялась дорожка следов.
Внимание Поппи было приковано к нашим следам на песке.
— Когда все сцены были проиграны, человек оглядывался на дорожку следов и замечал кое-что странное. Он замечал, что время самых грустных и отчаянных времен его жизни была только одна пара следов. А в счастливые времена две.
Я нахмурился, задумываясь, к чему ведет история. Поппи приподняла подбородок и моргнула в ярком свете солнца. Слезящимися глазами она посмотрела на меня и продолжила:
— Человек озадачился этим. Господь сказал, что когда человек посвящает свою жизнь Ему, он будет проходить с ним через все взлеты и падения. Человек спросил Господа: «Почему в худшие моменты жизни Он оставлял его? Почему Он покидал?»
Выражение глубокого спокойствия было нарисовано на лице Поппи.
— И что? — побуждал ее я говорить дальше. — Что сказал Бог?
Одинокая слеза скатилась по ее щеке.
— Он ответил, что прошел с ним через всю жизнь. Но, объяснил, что во времена, когда на песке оставалась одна пара шагов, Он не шел рядом с ним, Он нес его на руках.
Поппи зашевелилась и сказала:
— Мне все равно, религиозен ты или нет. Притча не только для верующих. У нас есть люди, кто проносят нас через худшие моменты жизни, печальные времена, в моменты, из которых, кажется, невозможно вырваться. В том или другом случае, будь то Господь или любимый человек, или оба, когда мы чувствуем, что больше не можем идти, кто-то подхватит нас... кто-то пронесет нас через это.
Поппи положила голову мне на грудь, я обернул свои протянутые руки вокруг нее.
Мое зрение было размыто, когда я смотрел на наши следы на песке. В этот момент я не понимал, кто кому помогал. Потому что, сколько бы Поппи не намекала, что это я помогаю ей пройти через последние месяцы, я начинал верить, что это она каким-то образом помогала мне.
Одинокие следы шагов в моей душе.
Поппи повернулась ко мне лицом, по нему текли слезы. Слезы счастья. Слезы благоговения... слезы Поппи.
— Разве это не прекрасно, Рун? Разве это не самое прекрасное, что ты когда-либо слышал?
Я просто кивнул. Сейчас было не время для слез. Я не мог конкурировать с тем, что она только что рассказала, так зачем пытаться?
Я рассеял свое внимание по пляжу. И задумался... Я задумался, есть ли кто-то еще, кто слышал что-то такое трогательное, что проникло в самую его суть? Я задавался вопросом, были ли для них люди, кого бы они любили больше всего на свете, так искренне и с такими сильными эмоциями?
— Рун? — сказала тихо Поппи рядом со мной.
— Да, малышка? — ответил я нежно. Она повернула свое хорошенькое личико ко мне и сверкнула улыбкой. — Все хорошо? — спросил я, изучая ее лицо.
— Я устала, — призналась она неохотно. Мое сердце надломилось надвое. За прошедшую неделю, я начал замечать, как усталость постепенно расползалась по ее лицу, когда она слишком много усердствовала.
И что хуже, я видел, как сильно она ненавидела это. Потому что это мешало ей наслаждаться приключениями в своей жизни.
— Нет ничего страшного в том, чтобы быть уставшей, Поппи. Это не слабость.
В глазах Поппи было поражение.
— Я просто ненавижу это. Я всегда считала, что сон — пустая трата времени.
Я рассмеялся, когда она мило надула губки. Поппи наблюдала за мной, ожидая, что я заговорю. Придя в себя, я сказал:
— Вот как я вижу это: если ты спишь, когда тебе это необходимо, то мы можем делать больше всего, когда ты сильная. — Я коснулся кончиком носа ее и сказал: — Наше приключение тогда будет еще более особенным. И ты знаешь, что я люблю, когда ты спишь в моих объятиях. Я чувствую себя в какой-то степени защитником.
Поппи вздохнула и, бросив последний взгляд на море, прошептала:
— Только ты, Рун Кристиансен. Только ты можешь сделать самую ненавистную для меня вещь такой прекрасной.
Поцеловав ее теплую щеку, я встал и собрал наши вещи. Когда все было упаковано, я посмотрел через плечо на пирс, затем снова на Поппи. Вытянув руку, я сказал:
