Эксперимент (СИ) - Юнина Наталья
– А что за девочка? Расскажи. Вы планируете детей?
– Ты шестьдесят лет была самой адекватной женщиной, ни разу не задалбывающей меня и даже не интересующейся будущими внуками и моими женщинами. Что сейчас вдруг случилось?
– Ничего. Я просто притворялась равнодушной пофигисткой, – как ни в чем не бывало произносит мама. – Но в последние пару месяцев я только и делала, что молилась Николаю Чудотворцу о том, чтобы ты встретил будущую супругу, – домолилась. – И мать твоих детей. Ну ладно, ладно, включаю роль равнодушной матери. Не злись, Славочка. Давай, что ли, тогда про огород. Вся надежда на тебя, у меня там семечки в марлечке лежат над мик…
– Мама, – резко прерываю я, повысив голос. – В этом году ты без огорода. Повторюсь, это не обсуждается. Давай закроем эту тему. Из хороших новостей: твой зоопарк по-прежнему жив и здоров.
– Ты ж мой хороший, – тянет здоровую руку к моей щеке.
– Справедливости ради, не только я. Никита старается так, как будто ему лям баксов пообещали. Завтра он к тебе придет, я не смогу.
– Хорошо. Слав, а девушка, которая не той возрастной категории… ей восемнадцать-то есть?
– По паспорту есть.
– А по чему нет?
– Мам, а ты точно есть не хочешь? Давай, я тебя этой жижей покормлю, может, тогда перестанешь задавать ненужные вопросы.
– Ладно, ладно. Ну еще один вопрос. Она хоть здорова? И не из этих чайлд-фри?
– Она… с особенностями, – вот на хрена я это говорю?
– Аутистка?! – мозгоклюйка.
– Типа того.
К моему облегчению, больше разговор ни об огороде, ни об «аутистке» не заходит. Попрощавшись с мамой, я выхожу на улицу и сажусь в машину.
***
В гостиной меня встречает зоопарк. Трио, конечно, то еще. Здоровенная блондинистая дворняжка, подобранная мамой в лесу, максимально спокойная и добродушная, французский пердун и храпун, он же бульдог, и пустолайка, гордо именуемая шпицем. Редкостная зассыха и крикуха. Мимо нее не пролетит ни одно живое существо без ора. Правда, ее крикливость нивелирует доброта и ласковость.
Вот как надо встречать человека, а «не по делу». Сучка упрямая.
Подхожу к журнальному столику и беру записку от Никиты.
«Все накормлены, выдоены и причесаны. Но сюрприз от саблезубой, перед дверью в твою спальню, я не убирал. И давай уже заканчивать это. Найми снова домработницу»
Хрен тебе, а не домработницу. Умом понимаю, что в таком доме, да еще и с таким количеством животных сейчас нужна хоть какая-то помощница и это, ясное дело, не Наташа. Даже когда она перестанет выкобениваться и маяться дурью, роль домработницы – не для нее. Но, несмотря на это, искать кого-либо совершенно не хочется. Потрепав за ухо здоровяка, аккуратно прохожу рядом.
За прошедшие четыре недели, к счастью, свободного времени было катастрофически мало. И при его появлении я каждый раз одергивал себя от просмотра камер и тупо заваливался спать.
Сейчас же, когда все более-менее устаканилось с мамой и Берсеньевым, несмотря на тотальную усталость, все, о чем я думаю, так это о долбаных камерах.
Наблюдать за кем-то без причин, просто потому что хочется – слишком, даже для меня. Но сегодня что-то сломалось. Возможно, виной тому недавняя встреча с Наташей или подсознательное желание сделать что-нибудь такое, чтобы непременно ее взбесило. Например, камеры, узнай она о них.
Просмотр камер, в ответ на принесенные деньги, прям один-один. Похер, что я не далеко от нее отошел в плане ребячества, но я хотя бы не отрицаю очевидные вещи.
Это насколько надо быть упрямой, чтобы прийти при полном параде, с накрашенными ногтями, чего я никогда за ней не наблюдал и все закончить «по делу пришла»? Не скучала, ну-ну.
Налив себе целый бокал виски и прихватив бутылку с собой, захожу в кабинет и заваливаюсь на диван. Подтягиваю к себе ноут и включаю «кино».
Что бы я сделал узнав, что за мной следят? Как минимум, хорошенько вдарил бы смотрящему. И, честно говоря, я бы сейчас был не против, появись Наташа в моем кабинете, размахивая руками. Я бы с удовольствием принял от нее мордобой, ибо он точно закончился бы позитивно. Да, вот на этом бы диване и трахнул ее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Отпиваю виски и перевожу взгляд на экран. Забавно, но в простой майке, спортивных штанах и с немного растрепанными волосами, без боевой раскраски, Наташа нравится мне больше. Старею. По-другому это назвать не могу, ибо мне всегда нравились максимально ухоженные, красиво одетые женщины.
Когда по ту сторону экрана я вижу, как Наташа пытается неуклюже открыть бутылку вина, проталкивая вниз пробку вилкой, я чуть не извергаю носом вискарь. С одной стороны, какая-то часть меня радуется от того, что ей тоже плохо и именно я, со своим висящим на волоске псевдоравнодушным спокойствием, являюсь причиной ее попытки напиться, с другой – это напрягает, ибо не хер ей пить без меня. Да и в принципе незачем. Уж цели споить эту упрямую девчонку у меня нет.
А способна ли она в принципе на открытое проявление чувств? По сути, матери у нее не было, отца тоже. Кто ей демонстрировал нормальные отношения? Никто. Тяжелый случай…
Когда она, наконец, справляется с пробкой и наливает вино в кружку, разливая приличное количество на пол, а затем вытирает носком вино, из меня вырывается неконтролируемый хохот.
Отпив немного из кружки, она на несколько секунд застывает, а затем подходит к раковине и выливает содержимое бутылки и кружки. Почему я сейчас испытываю удовлетворение?
Неделю. Потерплю еще ровно неделю. И все, увы, на большее меня не хватит.
– В офисе она выглядела по-другому, – резко оборачиваюсь на хорошо знакомый голос слева от меня. Вот уж кого не ожидал здесь увидеть, так это Берсеньева.
– Какого хера ты тут делаешь?!
– Пришел тебя грохнуть. По ту сторону кабинета стоят мои люди с оружием и мешками, – насмешливо произносит Гриша, усаживаясь рядом.
– Ну, ну. Если бы по ту сторону кабинета стояло больше одного человека, мой временный зверинец уже орал бы на весь дом.
– А собаки не всегда чуют предателей и мудаков. Так что могут и пропустить, – ясно, опять о наболевшем. По сути, кто я такой, чтобы его осуждать? Захлопываю ноутбук и тянусь за бокалом. Наливаю виски и протягиваю Берсеньеву бокал.
– Отпиздить бы тебя, Слава.
– Я и так не в лучшем настроении. Решили же вроде бы все. Закончим с тобой наше сотрудничество на относительно нейтральной ноте, с приличной денежной компенсацией.
– Я не хочу заканчивать наше с тобой сотрудничество, сученыш ты такой! И мне на хер не сдались деньги.
– Что ты хочешь от меня?
– Я хочу, чтобы все было как раньше. Ты единственный, кому я мог доверять. И это все из-за какой-то бабы. Ты совсем ебнулся? Ну ладно Маша, ей двадцать, но ты-то куда?
– Видимо, куда и она, – усмехаюсь, отпивая виски. – Как раньше уже не будет, Гриш. И хоть ты не просишь советов, но прекрати уже лезть в жизнь своей дочери. Дай ты ей нормально встречаться с Медведевым. Он нормальный, достойный мужик, который вполне способен защитить ее от окружающего дерьма. Такого еще хер где найдешь. Не этого ли ты хотел для Маши?
– Ради девки своей впрягаешься?
– Всего лишь говорю правду. Хватит делать вид, что не понимаешь этого. Подумай лучше о своей жизни. Представь, что кто-то запретит тебе встречаться с выбранной тобой женщиной и будет указывать, как тебе жить. Одумайся, отпусти Машу в свободное плаванье, займись своей жизнью и прекрати с ними воевать.
– Я не хочу ни с кем воевать.
– Ну так тем более.
– Наливай. До краев.
Слушать Берсеньева – подвергнуть свою печень серьезной опасности. «Наливай» вылилось в ночь попойки и день отходняка. Правда, в одном этом был существенный плюс – вернуться в действительно нормальные отношения с Берсеньевым – дорого стоит.
Увы, на этом все плюсы закончились, ибо очередной день вылился в ещё одну “замечательную” новость о Наташином брате.