Без права на слабость - Яна Лари
Звенящее мгновение гдё-то за чертой своего тела – не смерть, но рождение.
Выдыхаю сквозь зубы, растворяясь в долгожданном освобождении, затем жадно вбираю в лёгкие почти неуловимый запах её кожи и крови. Тонкий уникальный аромат обволакивает меня, забивается в самые дальние углы сознания, стирая грань, где заканчиваюсь я, и начинается она. Прошлое, будущее, расстояние выдоха или тысяч километров – всё теперь несущественно, есть только мы и никак иначе уже невозможно.
Чёрное солнце
Лера
Я лежу на Тимуре, удобно устроив голову на крепком плече, полностью опустошённая и в то же время наполненная до краёв отголосками пережитого блаженства. Где-то на краю сознания мелькает опасение, что ему может быть тяжело, но мне сейчас сложно даже ворочать мыслями не то чтобы давать какие-либо команды ватному телу. Чувствую себя вязаным мишкой, что нацелил на нас пуговицы глаз, наполовину свесившись с кровати.
– Михалыч, не нужно так смотреть, у тебя не было шансов, – тихо смеётся Тимур, словно подслушав мои мысли. Пальцы его правой руки неторопливо перебирают мои волосы, а левая ладонь расслаблено лежит на пояснице. – Сгоняй лучше за сигаретами.
– Мне встать? – чуть приподнявшись, целую ямочку на его подбородке и только тут понимаю как холодно в комнате. Вялыми непослушными руками пытаюсь натянуть на нас край одеяла.
– Будешь продолжать так на мне ерзать, и встану я, – лениво улыбнувшись, он ловко меняет нас местами, после чего невесомо касается губами сначала одного века, затем второго. Заворачивает меня в смятое одеяло и перекладывает на кровать. Носится, как с дитём, но сейчас это даже приятно. – Тебе нужно отдохнуть. Я быстро, не скучай.
Улыбнувшись, провожаю взглядом его широкоплечее гибкое тело, впервые в жизни до чёртиков довольная тем, что поступила как плохая, очень легкомысленная дочь. Вскоре ловлю себя на том, что вслушиваюсь в тишину, пытаясь уловить звук возвращающихся шагов, но в этом мало смысла, у Тимура феноменально бесшумная поступь. Спустя ещё минут десять сажусь на кровати и, обняв себя за плечи, принимаюсь хмуро коситься на скомканное полотенце в углу. Пообещав себе ни о чём не жалеть я как-то всерьёз не задумывалась о том, что буду чувствовать, если наш роман действительно окажется мимолётным.
– В последний раз, когда у тебя было такое выражение лица, ты попыталась проломить мне череп скрипкой.
За тупым уколом грусти пропускаю момент его появления. Теперь во все глаза разглядываю своё босоногое чудо в широких спортивных штанах, с заложенной за ухо сигаретой и двумя дымящимися кружками в руках.
– Что это? – подозрительно кошусь на протянутый напиток, представляющий собою шипящую смесь с ярко выраженным синтетическим запахом.
– Извини, детка, шампанского на кухне не нашлось. Пришлось выбирать между просроченным кефиром и рассолом, так что я решил не заморачиваться и сделал нам по коктейлю.
– Беданов, ты больной?
– Пока нет, но у нас есть все шансы заработать пневмонию. Так что пей, давай.
– Это что, порошок от простуды?
– Бинго! Не Дом Периньон, но тоже пузыри пускает. Давай, не ломайся, всё-таки дождь даже для ноября получился холодноватым.
Вложив мне в руки кружку, Тимур чуть ведёт головой призывая подвинуться. Удобно уместиться на узкой кровати получается не сразу поэтому, опершись лопатками о железную спинку, он просто поднимает свободную руку, чтобы я могла к нему привалиться.
Кожа к коже, щекотка дыхания в волосах, грубые пальцы, вычерчивающие узоры чуть выше моего локтя – такая обезоруживающая близость всё ещё непривычна и по-особому волнительна.
– За что пьём? – тихо спрашиваю, ожидая услышать очередную легкомысленную шутку.
Тимур отвечает серьёзно и коротко:
– За нас.
Напиток на вкус не такой уж и мерзкий, но горечь сомнений так и скребет нёбо не озвученным вопросом:
– Если бы полотенце этой ночью осталось чистым, мы бы тоже сейчас пили за нас? Или убедившись в Серёгиной правоте, ты бы просто периодически пользовался мной как… как… – так и не сумев заставить себя выговорить матерное слово в свой адрес, запрокидываю голову, чтобы видеть выражение его лица.
Тимур смеётся и коротко целует меня в висок, плотнее прижимая к себе.
– Ничего бы не изменилось. Я бы считал, что мне без разницы и это было бы правдой, – пальцы чуть сжимают мой локоть, разливая во мне тепло и умиротворение. – Но сейчас я признаю, что подарка шикарнее мне жизнь ещё не делала, и это тоже правда.
Он пытается отпить из моей кружки, на что я угрожающе клацаю зубами у его носа.
– У тебя есть своя.
– А так я, может быть, узнаю твои мысли, – фыркает он и, вскинув брови, ухмыляется. – Серьёзно? Ты продолжаешь брезговать даже после того как у тебя во рту побывал мой язык? – почему-то после этой фразы мы замолкаем каждый думая о своём. Вернее Тим не знаю о чём, а я вспоминаю угрозу, которой он вынудил меня раздеться в пролеске. Осадок нашего первого свидания не покидает даже сейчас, когда я по собственной воле нежусь в его объятиях. – Лера… Прости меня. Как баран постоянно ошибаюсь в людях. Я придумаю, как быть с теми снимками. Не переживай.
Поставив пустую кружку на тумбочку, устраиваю голову на его плече и принимаюсь обводить пальцем витки татуировок. Хочу уйти от разговора, потому что ни прощение, ни осознание его мотивов ничуть не облегчают груз унижения. Кауров по-прежнему волен поступить с ними на своё усмотрение: рассматривать, мусолить, показывать другим. И это как раз та грязь, которую не отскоблить принятием. Я никогда не смогу с этим полностью смириться.
– Откуда на тебе столько шрамов? – в попытке отвлечься, поглаживаю многочисленные бороздки на предплечье его левой руки, скрытые под искусно набитым чёрным солнцем.
– Оконное стекло. Порезался осколками.
– А что это у тебя над одним из лучей – надпись? Ром… – щурю глаза, пытаясь разобрать витиеватый мелкий шрифт, но окончание убегает куда-то к локтю. – Согни руку, хочу прочитать целиком.
– Ничего особенного, всего лишь имя.
Тимур склоняется, чтобы задвинуть свою кружку под кровать, но я успеваю заметить, как холодеет прищур серых глаз.
– Кто такой Роман? Только не
