И дочка в подарок - Амелия Борн
Но оказалось, что то был вовсе не он.
Из черной, слишком изящной для деревенских дорог иномарки, вышел неожиданно… Малиновский.
Я остолбенела, удивленно на него глядя. А он… улыбнулся мне - так несмело, как было ему совсем несвойственно.
Хлопнув дверью, он оглядел свою несчастную обледеневшую машину и, негромко выругавшись от этой картины, направился ко мне.
- Далеко же вы забрались, - прокомментировал все с той же непривычно мягкой улыбкой.
- Что ты… как ты…
- Как я вас нашел? Пришлось хорошенько постараться, но правильные связи многое решают. А что я здесь делаю… приехал попрощаться.
Вероятно, мое лицо сделалось еще более удивленным, чем до этого, потому что он негромко рассмеялся и пояснил:
- Знаю, Цветочек, мы с тобой не так уж и близки - не друзья и не любовники… наверно, по сути своей… просто знакомые?..
Он повесил этот вопрос в воздухе и я отчего-то ощутила всем существом: он хочет, чтобы я возразила. Чтобы сказала что-то… хоть что-то, что могло опровергнуть эту горькую характеристику.
- Не уверена, что это так, - проговорила размеренно. - Ведь Маша… она может быть все-таки твоей дочерью.
Он медленно покачал головой, и сердце у меня замерло от непонимания того, что мог означать этот жест… От надежды и вместе с тем - страха, что это окажутся напрасные чаяния.
- Я поэтому и приехал, Цветочек. Уезжаю по работе за границу… надолго. И хочу, чтобы ты перед этим кое-что узнала. Считай, что это мой тебе прощальный подарок.
Я вопросительно на него уставилась в ожидании того, что он скажет, и Артур не стал дольше медлить.
- Тогда… шесть лет назад, ничего у нас с тобой не было.
Я ахнула и потрясенно прижала ладонь к губам.
- Я довез тебя до дома - это правда. На этом все. Не в моих привычках пользоваться женщинами в бессознательном состоянии.
- Но… это значит…
- Это значит, что Маша, вне всяких сомнений - Костина дочь.
Он снова улыбнулся и в глазах его промелькнула легкая грусть. Но, стараясь говорить весело, Артур добавил:
- Ты просто вдумайся… она ведь даже характером вся в него!
Он рассмеялся и я невольно рассмеялась тоже.
- Возможно, ты спросишь, зачем тогда я сделал все это… Солгал. Подделал тест…
Я не ответила. Все было ясно и так. И, тем не менее, он честно признался:
- Да, я хотел ему досадить. Мы не слишком хорошо расстались с ним… но, наверно, этот разрыв был только к лучшему. Когда увидишь его… передай, что я… все эти годы жалел не столько о развале фирмы, сколько о том, что потерял его дружбу. Но… почему-то не мог этого признать.
Я осознала вдруг, что на моих глазах застыли слезы, быстро превратившиеся в хрустальные льдинки.
Малиновский поднес руку и бережно, аккуратно стряхнул их с моего лица.
- И вот еще что, Цветочек… Рената что-то задумала против вас. Она предлагала мне какой-то сумасшедший план вроде того, чтобы подложить Косте в постель эту, как ее… Баклажанову? Картошкину?
Шмыгнув носом, я рассмеялась сквозь слезы и поправила:
- Арбузову…
- Точно, Арбузову! Так вот, знай, что если такое случится - я тут абсолютно не при чем. Как, впрочем, и Костя. Верь ему, Цветочек… он, в общем-то, очень неплохой парень. Иногда, правда, чересчур упрямый, но в остальном…
Малиновский хмыкнул и, отстранившись, собирался было уже уйти, но я удержала его, схватив за руку.
- Артур!
- Да?
- Почему ты… сказал мне все это?
Он помолчал, прежде, чем ответить, потом все же сдавленно произнес:
- Потому что ты - первая женщина, на чье мнение мне не плевать. Пожалуйста… не думай обо мне плохо… несмотря на все, что я успел натворить.
Он снова попытался отвернуться, но я порывисто подалась к нему и крепко обняла.
- Спасибо… я все передам ему… Косте.
«Если только он захочет после всего случившегося слушать меня саму», - добавила про себя, ощущая, как к сердцу подступает страх. Но решимость вернуть того, кого любила, была куда сильнее.
- Прощай, Цветочек.
Артур пошел к машине, и, более не оглядываясь, сель за руль и уехал. Когда его иномарка исчезла из вида, я, словно ошпаренная, помчалась к дому, чтобы взять самые необходимые вещи и ехать туда, где просто обязана была быть. Чтобы все исправить. Чтобы дать шанс… себе самой - прежде всего.
Я спешно бросала вещи и документы в сумку, когда в мою комнату внезапно ворвалась Маша.
- Мамочка! - позвала она таким голосом, словно в доме начался пожар.
- Что такое? - испуганно вскинула я голову.
- Сходи, пожалуйста, в погреб!
Я непонимающе воззрилась на дочь.
- Сейчас? Зачем?..
- Хочу варенье! Сливовое! Мамочка, ну пожааалуйста, - проканючила она так жалобно, что шансов отказаться у меня просто не осталось.
- Подожди минутку, я сейчас закончу…
- Нет, прямо сейчас!
Маша подскочила ко мне и схватила за руку с такой силой, что, клянусь, мне даже показалось, будто ей помогает заодно еще и Петенька!
- Ладно, - сдалась я. - Иду.
Маша (вместе с тюленем, конечно) проследовала со мной до самого погреба, словно боялась, что по пути я сверну куда-то не туда, и осталась ждать наверху, пока я спускалась по старой деревянной лестнице вниз…
А потом взяла и захлопнула крышку сверху!
Я так и замерла, пораженная, с банкой варенья в руках, которую едва успела нащупать, лихорадочно пытаясь сообразить, что означает эта новая выходка дочери…
Но вот наверху послышался шум и кто-то стал спускаться
